[kizune]

Название: Живой огонь
Автор:  Nebiru
Фандом: нема, эка невидаль оридж
Рейтинг: R
Жанр: омегаверс, романс, hurt/comfort
Размер: миди/макси
Саммари: Я ненавидел это. Я ненавидел свою природу. Я ненавидел это проклятое высшее сословие. Я ненавидел себя за то, что я омега. Но я должен был проиграть ради того, чтобы продолжить войну.
Статус: в процессе, предположительно 1/5

Пролог и Глава 1

Пролог

Вот скажите, вас когда-нибудь таскал за волосы отец в день собственной свадьбы? Думаю, вряд ли. А мне вот немного не повезло. На самом деле, на свадьбу и будущего мужа, мне, конечно же, плевать, но то, что эта тварь, по неведомому капризу судьбы ставшая моим отцом, вонзила свои уродливые толстые пальцы в кропотливо уложенную прическу, на которую я потратил с утра не менее двух часов, едва не вывело меня из себя. Я всегда должен выглядеть хорошо. Ведь я особенный. Неповторимый. Я не могу ударить в грязь лицом.
Вот поэтому и свадебный наряд я выбрал не белый, а красный. Белый цвет - удел этих тупых щенков, вьющихся стайками у ног восхваляемых родителей. Чертовы лизоблюды с куриными мозгами, шестеренки в которых начинают вертеться только когда речь заходит об их неминуемом замужестве. Вот пусть они носят свой белый - цвет, символизирующий невинность и целомудрие, цвет, шепчущий о доброте и сострадании, о прощении. Цвет наивных овечек, которых выгуливают стадом на светских раутах. Тьфу.
Я выбрал кроваво-красный, под стать волос. Красная шелковая рубашка, небрежно распахнутая на груди, красные кожаные брюки, соблазнительно обтягивающие бедра, высокие сапоги на каблуке и красный шелковый плащ, сотканный из причудливых узоров и свободно струящийся с плеч - я вовсе не планировал напяливать на себя эту идиотскую серебряную фату, которую слуги притащили в мои покои в начале прошлой недели. Отец просчитался, предоставив мне право заниматься свадебным нарядом самостоятельно. Вот и вскипел прямо перед торжественной церемонией.
Я ему не завидовал, только глумливо улыбнулся, пытаясь выправить прическу - ведь ему предстояло вести меня во всем этом великолепии через переполненный гостями зал навстречу будущему мужу. Жених в красном. Какой позор! Авось еще и будущий супруг сбежит! Я был бы не прочь, если бы он действительно сбежал, но, по правде говоря, такой исход событий устраивал меня лишь наполовину. В любом случае, этот великовозрастный мудак, ожидающий меня у алтаря, должен был понимать, на что подписывается, когда обговаривал детали с моим папашкой до того, как сделать мне предложение.
Вот-вот высокие двери должны были распахнуться, обнажить меня перед взглядами сплетничающих гостей - я вздернул подбородок выше, со злости сжал паршивый букет цветов в руках сильнее. Отец нервно озирался и утирал платком выступившую на лбу испарину. Конечно - для него это день, когда он наконец-то сможет избавиться от меня и избежать позора. А для меня… для меня это день, когда я прощаюсь с собственной свободой, поэтому будь они все прокляты, но сегодня я буду втройне неотразим.
Пусть подавятся этим роскошным фарсом, называемым свадьбой, пусть захлебнутся слюнями при виде дорогой ткани, ниспадающей с моих плеч, пусть набьют свои тошнотворные, выпирающие животы экзотической едой. Пусть увидят, что лорд Закари Риген даже в замужестве собирается остаться самим собой.
Я живой огонь. Я прекрасен. Меня не сдержать. Никто меня не остановит, никто не посмеет встать на моем пути.
И то, что я родился мерзкой омегой, не сможет мне помешать.

Глава 1

Прежде чем рожать детей, серьезно спросите себя, а надо ли оно вам? Сейчас тут кто-то может завопить, что дети - цветы жизни, и, возможно, для кого-то так оно и есть, но уж точно не в моем случае. Я совершенно не хотел появляться на свет - папá с горем пополам пережил несколько угроз выкидыша. Наверно, даже будучи сгустком зарождающейся плоти в его чреве, я уже чувствовал эту отвратительную природу своего будущего тела. Омега. Тот, кто рождается, чтобы дать жизнь.
С самого раннего детства этот постулат вдалбливали в мою голову. Меня учили, как одеваться, как правильно говорить, как танцевать и пить вино, как поддержать беседу, как нянчиться с детьми - и все это для того, чтобы к восемнадцати годам обрести законного мужа и продолжить круговорот жизни в природе. Мне никогда не разрешали прикасаться к мечам, встревать в политические разговоры, седлать самому лошадь и покидать замок в одиночестве - все эти прелести будней были предназначены для истинных самцов.
Иногда я завидовал простолюдинам. Часто, проезжая в карете мимо вытянувшихся вдоль наших имений полей, засеянных урожаем, я имел несчастье наблюдать за их глупыми драками и грубыми выходками, слушать пьяный смех и обрывки бестактных разговоров. Но даже несмотря на все это вопиющее безобразие, я не мог не замечать того, что омеги среди простолюдинов не были ограничены домашними рамками - они работали, спорили, принимали участие в жизни деревень наряду с альфами. В светском обществе, увы, так было непринято.
Впрочем, до того, как мне исполнилось четырнадцать лет, я мало задумывался об этом. Присутствие папы, подарившего мне жизнь, помогало мириться со многим. Рядом с ним мне было не скучно. Даже когда желание украсть отцовский меч и сбегать со своим трофеем в близлежащий хмурый лес поискать приключений на собственную задницу зашкаливало, папá всегда умудрялся переключить мое внимание на более спокойное занятие. Сейчас я как никогда ясно понимаю - он был единственным человеком, которого я когда-либо любил.
Когда его не стало, моя жизнь превратилась в сущий ад. Не знаю, была ли на самом деле любовь между ним и отцом, но после его смерти отец многие вечера посвятил поиску истины на дне бутылки. Он быстро постарел, осунулся, растолстел и совершенно перестал проявлять ко мне интерес. Я оказался заперт в вычурном замке наедине с самим собой и равнодушными учителями. Медленно, но верно я сходил с ума.
Поверьте, пятнадцать лет - тяжелое время для омеги, предоставленному самому себе. Мое тело просыпалось, словно от долгой спячки, каждый день стремилось напомнить мне о том, для чего я был рожден. Приливы слабости, приливы желания, лихорадка, бессонные ночи - как же я ненавидел это изматывающее состояние. Как же я презирал это тело за то, что оно выбрало омежью тропу.
Год спустя отец впервые вывел меня в свет - приближалось мое шестнадцатилетие - та самая чудесная пора, когда неприкаянным знатным омегам начинают активно искать мужей. Тут надо отметить, что высшее сословие, так или иначе приближенное к королевской семье, живет по довольно строгим, негласным законам. Свято чтит древние традиции, запечатленные в исторических книгах и манускриптах, в которых текст черным по белому гласит, что ежели омега или альфа до восемнадцати лет не будут скреплены узами брака, то это самый кошмарный позор из всех возможных для всей семьи. Потому что «что есть жизнь без продолжения рода? Бездна ада для тех, кто не хочет жить».
Это, кстати, любимая отцовская цитата, которую он повторял мне чуть ли не каждый вечер на протяжении двух лет.
Но я немного забегаю вперед. На самом деле, я хотел рассказать о том, что никогда не забуду свой первый бал, когда я впервые осознал себя как лорд Закари Риген. Не какая-то невзрачная омега, трусливо оглядывающаяся по сторонам, пугливо вцепившись в полы папенькиного наряда. А как настоящий лорд, член высшего общества, богатый, красивый, неотразимый.
Да, в тот год я произвел фурор. В отличие от своих омежек-сверстников во мне не было ни капли смущения. Я бросал альфам вызов, пил наравне с ними, встревал в их самоуверенные разговоры, зачастую вынося на общий вердикт такие идеи, которые заставляли замолчать всех присутствующих. Тогда еще мне делали скидки, бросали умиленные взгляды за спиной. Я прослыл недурственным, забавным ребенком, к сожалению лишенным заботы омеги-папы и оттого слегка необученным, не умеющим правильно себя подать. Альфы искренне ждали того момента, как я чуть повзрослею, возьму свои эмоции под контроль, вот тогда можно будет выразить свое восхищение и украсть меня под венец.
То, что меня не принимают всерьез, я понял не сразу. Это был сильный удар по моему самолюбию, но я выстоял и поклялся, что обязательно ткну этих тупых, невежественных альф и трусливых омег носом в то радужное дерьмо, из которого они все были слеплены. Мои бальные наряды стали еще вычурнее, мои фразы острее, мое презрение прочно поселилось во взгляде. Я унижал их - словами, насмешками, отказами, едкими комментариями. Всего полгода - и меня возненавидели так, как, должно быть, не ненавидят даже кровных врагов. И меня это вполне устраивало. Чего не скажешь о моем отце.
Он много ругался, пытался угрожать, уговаривать, даже как-то раз снизошел до того, чтобы подкупить меня заморскими побрякушками, но я лишь фыркнул, отвернувшись, и продолжил пилить свои коготки. Все эти самоуверенные, чопорные идиоты, крутящиеся в высшем обществе, гроша выеденного не стоили. Мне нравилось выбивать из-под их ног почву, нравилось наблюдать за тем, как они захлебываются накатившим возмущением, нравилось поворачиваться спиной и ускользать прежде, чем они поддадутся эмоциям и попробуют высказать мне что-нибудь в ответ. Я крутил ими как куклами, наслаждаясь властью над остатками их скупого достоинства - взорвется и опозорит ли себя моя жертва или нет, решал я и только я.
Во время танцев я обожал наблюдать за кислыми физиономиями моих партнеров, желающих лишь одного - поскорее получить в свои объятия другого омегу. Конечно, на те танцы, при которых альфам предполагалось самим выбирать себе пару, меня уже давно никто не приглашал, но музыканты никогда не ограничивались подобными популярными вальсами. Музыку играли самую разнообразную и я, допив вино, бежал в ряды танцующих в поисках очередного невезунчика.
Потихоньку я смирялся с мыслью, что я не такой как все и что у меня никогда не будет ни мужа, ни семьи. В конце концов, я молод, богат, мне есть чем себя развлечь, а больше мне ничего и не было нужно. Даже если по вечерам мысли об одиночестве и посещали меня, в противовес им я быстро находил себе занятие - терзал портных, придумывая новые, броские наряды; сговорившись с пожилым конюхом - золото творит чудеса - тайком от отца учился верховой езде и подолгу зависал в библиотеке, усердно пополняя свои знания об истории и политике.
Я не был глуп, часто блистал своими знаниями в обменах колкостями с более зрелыми альфами - сыночков то их я вообще мог заткнуть секунд за десять - но в пучине будней и частых светских приемов как-то позабыл о том, что время неумолимо текло, приближая мой возраст к восемнадцати годам. Я не обращал внимания на негодующего отца, но совершенно случайно услышанные на балу шепотки о том, что еще чуть-чуть подождать и меня отлучат от права принимать участие в светской жизни, привело меня в шок. Словно огрели молотом по голове. Стайка омег, притаившаяся на балконе, якобы подышать свежим воздухом, а на самом деле посплетничать, радостно хлопала в ладоши и вздыхала в облегчении. Им не терпелось от меня избавиться.
В тот вечер я буквально сбежал домой. Все что я мог сделать - более подробно расспросить отца. Но сама мысль о том, чтобы быть отлученным от посещения приемов, званых ужинов и вечеров, приводила меня в ужас. Ведь это было всем тем, что уже три года составляло мою жизнь. Я знал, что если лишусь этого, то проще будет сдохнуть. Лишь играясь с людьми, я мог жить - один на один с собой в огромном, пустующем замке… я не представлял свое дальнейшее существование столь безнадежным.
Все оказалось до банальности просто - свет чтил традиции. Чтил их до такой степени, что если ты не вписывался в установленные рамки, тебя просто вежливо просили исчезнуть с горизонта. Не связанные до восемнадцати лет узами брака омега или альфа никому среди знати были неинтересны. Именно поэтому детей начинали водить на балы и приемы так рано. Как только заканчивались подростковые проявления изменений в организме, светские традиции отводили детям примерно три года на поиски будущего партнера. Конечно, не обязательно было играть свадьбу в столь юном возрасте, но наличие закрепленного договора на будущий союз по важности равнялся документу, свидетельствующему о том, что ты являешься лордом и богат.
Исключения из традиций составляли разве что альфы, которые выбирали для себя военную карьеру - они имели право выбрать себе супруга по окончанию срока службы. Были также отдельные случаи, связанные со смертью одного из супругов или с шатким здоровьем ребенка, позволяющие заключить союз повторно или отдалить сроки свадьбы, однако, таких случаев на поверку были единицы.
Все это отец, брызжа слюной и размахивая руками, выложил передо мной как на блюдечке. Я впервые слушал его чересчур внимательно и впервые осознавал, что пути назад уже нет и быть не может. Я не собирался унижаться и просить кого-то из еще не окольцованных альф повести меня под венец. И я также знал, что никто не попросит моей руки за тот малый промежуток времени, что был мне отпущен до дня рождения. Легенды обо мне уже давно гуляли среди владений лордов, поэтому даже те дети, которые еще только готовились к первому выходу в свет, были заранее предупреждены о том, чтобы не иметь со мной никаких дел. Более того - я вовсе не собирался меняться на потеху этим знатным выродкам. Я лишь сжал зубы и твердо решил, что на своих последних балах буду выглядеть так, что все омеги удавятся от зависти, а их породистые альфы обкончаются при одном только взгляде в мою сторону. То, что многие меня вожделели, несмотря на мой бойкий язычок, было негласным фактом.
Это должен был быть мой последний вечер. Я долго готовился к нему, запретив себе поддаваться эмоциям и реветь, словно малое дитя. У меня еще будет на это время. Много времени. А сейчас мне стоило позаботиться о костюме. Я стоял перед большим зеркалом, методично расчесывал свои длинные, огненные прядки волос и думал, какую цветовую гамму мне выбрать в честь финального приема. В просторном шкафу меня ждало несколько сшитых на заказ одеяний, но я до сих пор не определился. Красный был моим любимым цветом, и именно поэтому совершенно не подходил для сегодняшнего события. Я хотел оставить запоминающийся след, добавить последний мазок на чудесную картину, запечатлевшую мою скоротечную светскую жизнь.
Я знал, что обо мне довольно быстро забудут и вовсе не тешил себя мыслью, что память о моем вызывающем поведении надолго отложится в чьих-то куриных мозгах. Но я отчаянно хотел сиять. Может быть… желтый? Под цвет глаз. Ослепительный, яркий, совершенно неуместный среди строгих белых и черных вечерних нарядов. Да, пусть будет желтый. Как солнышко.
Тонкая ткань кофты послушно скользнула на плечи, оставив плечи и шею открытыми для чужих взглядов. Рукавов тоже не было - кофта держалась исключительно на лямках, обнажая идеальную, гладкую, бледноватую кожу. Заканчивалась она в районе талии, оставляя косточки выпирающих бедер подпитывать любопытные взгляды. На шею я повесил золотые цепочки, на запястье - браслеты, ногти не преминул выкрасить в алый цвет. Брюки я всегда носил только те, что сидели низко на поясе и плотно облегали ягодицы. Многие шептались за моей спиной, что для омеги моя фигура была несколько тяжеловата - сложена скорее как у юного альфы, но в этом и состояла моя изюминка. А еще во мне не было ни грамма жира - не то что в этих одомашненных тупицах, только и беспокоящихся о том, как бы выносить будущему мужу чадо и едва ли умеющих за собой следить. Неудивительно, что к сорока годам альфы на каждом углу начинали шептаться либо о том, что они присмотрели себе славную деревенскую шлюшку, либо о том, что у них уже не встает. К сорока годам там уже вставать-то не на что!
Красные сапоги до колен с красивой шнуровкой прекрасно сочетались с моими распущенными, роскошными волосами, в ушах блестели золотые серьги-капельки с вкраплениями жадеита. Перед тем как выехать из замка - внизу меня уже ждала запряженная карета - я облачился в воздушную накидку-плащ, крепившуюся специальными заколками к лямкам кофты. Прозрачная ткань струилась до самой земли, обволакивала спину в объятия высокого и широкого ворота, выгибалась в такт моим шагам, нисколько не стесняя моих движений. Я был готов.
Пламя летнего заката мягко окутывало землю, пока открытая карета тряслась в направлении замка, в котором нынче устраивала прием одна из знатных семей. Кучер нервно оборачивался всякий раз, как колесо попадало в притаившуюся на дороге ямку, но сегодня я не собирался тратить силы на то, чтобы своими гневными воплями напомнить ему о том, что везет он отнюдь не мешок с картошкой, а знатного лорда. Прислуга меня не любила, но перечить мне не смел никто. Пожалуй, они еще помнили, как как-то раз я добился того, чтобы одного из молоденьких стражников нещадно выпороли на виду у близлежащей деревни - похотливая альфа-тварь возомнила о себе невесть что и дерзнула подмигнуть мне с весьма непристойным намеком.
Уже поднимаясь по парадным ступеням главной лестницы, выпрямив плечи и дерзко задрав подбородок, я вдруг понял, что что-то было не так. Обычно на меня тут же обращали внимание и принимались шептаться - тогда я сразу мог ехидно усмехнуться и впериться надменным взглядом в невежественных сплетников, но сейчас гости возбужденно и громко переговаривались, стремясь поскорее добраться до входа. Нет, меня все же рассматривали исподтишка, кривили носы от чересчур броского наряда, но минуту спустя возвращались к своим разговорам и забывали о моем существовании. Такое уже бывало, но редко. Чаще это происходило, когда на званом вечере появлялось новое лицо - новоиспеченный лорд, внезапно одаренный вниманием королевской семьи, долго отсутствовавший по делам сосед, либо же вернувшийся с северных границ, где последние двадцать лет полыхала война, очередной неотесанный вояка.
Я почувствовал, как земля ускользает из-под ног. Как такое могло произойти? Мой последний вечер был безнадежно испорчен. Ярость прокатилась по венам, заставив меня сжать кулаки, впиться ногтями в собственную кожу. Я поклялся себе, что, кто бы ни оказался тем подлецом, посмевшим появиться столь не вовремя, я обязательно ему отомщу. Пусть сегодня меня не замечают, пусть ни во что не ставят, но уж он-то точно запомнит.
Бальная зала была переполнена гостями и напоминала собой настоящий муравейник. Музыка едва ли выделялась на фоне громких возгласов и заливистого смеха. Прислуга в волнении сновала между сдвинутыми к дальней стене столами, пополняя кувшины с водой и питьем, заменяя опустевшие бутылки вина на новые. На глаза то и дело попадались омеги, все же дерзнувшие отказаться от традиционной черно-белой гаммы нарядов и примерить на себя темно-синие и теплые бежевые оттенки тканей. Конечно, на общем фоне мой желтый все еще выделялся, но производил не столь броское впечатление. От нагрянувшей досады мне захотелось разбить бокал.
Я покружил по залу в гордом одиночестве, прислушиваясь к чужим беседам в надежде понять, что же послужило причиной такому большому скоплению знатных господ. Среди гостей мелькали даже высокие чины и престарелые замужние пары, в обычный день редко имеющие возможность оторваться от важных дел и выбраться из своих шикарных замков. Я не ожидал так быстро натолкнуться на отца, но пестрая толпа неожиданно вывела меня в один из укромных уголков помещения, скрытого в тени мраморных колонн, где были расположены удобные диваны и кресла. Отец угрюмо восседал на одном из них и топил свой будущий позор в вине. Я сморщил нос, собираясь продолжить свое путешествие, но его хриплый голос меня остановил.
- Война на северных границах закончилась. В начале недели в столице подписали мирный договор, - усталый взгляд равнодушно скользнул по моему наряду, и отец прикрыл глаза, откинув голову на обитую черной кожей спинку кресла, - Нынешний бал решили устроить в честь возвращения и добровольной отставки главнокомандующего, так что, увы, но сегодня никому до тебя дела не будет. Прошу, не позорь меня хотя бы в последний раз.
- Ты и сам прекрасно себя позоришь, сидя тут и напиваясь как свинья, - зашипел я, дернул плечом и скользнул обратно в толпу. Никакой радости от встречи с отцом я не испытал - обычно во время балов мы старались избегать друг друга. Светское общество находилось под ошибочным впечатлением, что мой отец до сих пор упивался горем после потери мужа, вследствие чего не имел никаких сил для того, чтобы обуздать мой дикий нрав. Лично я искренне считал отца бестолковым пьянчужкой и холодной, эгоистичной скотиной. Он мог бы поддержать меня тогда, когда я в этом нуждался, но любовь к хмелю прочно поселилась в его голове. Хорошо еще, что не пристрастился к азартным играм, иначе наше немаленькое благосостояние могло бы пойти коту под хвост.
Короткая перепалка с отцом вконец испортила мое настроение. Пробираясь среди возбужденных гостей, я намеренно задевал альф и омег плечами и локтями и вместо извинения ехидно улыбался. Возмущенные возгласы не поспевали вслед за мной, но внезапно толпа загудела, словно потревоженный улей, и я повернулся в ту сторону, куда было направлено внимание знати.
У входа в зал стоял высокий, невзрачный альфа лет сорока. Растрепанные, чуть вьющиеся к концам поседевшие прядки коротких темно-пепельных волос не скрывали ушей. Серые спокойные глаза спокойно обвели зал и гостей. На совершенно обыкновенном лице выделялся разве что длинный шрам, спускающийся с левого виска на щеку. Широкие губы, нос с едва заметной горбинкой, морщинки у глаз, свидетельствующие о немолодом возрасте. В мужчине не было ничего особо примечательного, хоть он и был ладно сложен.
Лишь потом мой взгляд упал на его серый костюм, и я в любопытстве вытянул шею. Медалей, прицепленных к мундиру на его груди, было чересчур много для обычного офицера. К поясу, обхватывающему бедра, крепились ножны с двумя мечами, а с широких плеч струился явно недешевый плащ с серой подкладкой и серебряной внешней стороной, на которой белыми драгоценными камнями был красиво вышит раскинувший крылья ястреб - традиционный символ армии Королевства. И, правда, позволить себе такую роскошь мог, пожалуй, разве что главнокомандующий войсками в отставке.
Я фыркнул, быстро теряя интерес. Очередной самоуверенный альфа готовился влиться в местное общество. А уж если принять в расчет отсутствие кольца на пальце - кажется, в течение следующих нескольких недель омеги будут из кожи вон лезть, чтобы забраться к нему в штаны. Смотреть на это было также забавно, сколь и тошнотворно. Впрочем, я этого, конечно, уже не увижу. Проклятый вояка! Неужто нельзя было явить свой скучный лик на день позже?!
Время текло неторопливо. Сладкое вино в высоком бокале красиво переливалось бликами света. Я сделал небольшой глоток, осматривая танцующую толпу. По правде говоря, я любил танцевать, пусть партнеры и шарахались от меня как от чумного. Но сейчас вокруг было слишком много людей. В таких случаях для меня оставалось лишь одно интересное занятие - докучать своей ослепительной персоной самоуверенной компании беседующих альф. Я покрутил головой в поисках знакомых лиц.
Первым в поле зрения попал лорд Генри Хэйл - многоуважаемый владелец соседствующего с нашим имения. Как всегда, его окружала тупоголовая свита дружков. Я поправил упавшие на лицо прядки, улыбнулся и направился прямиком в тот угол, в котором они восседали. Хорошо, что отец расположился на другой стороне зала, иначе он мог бы попытаться преградить мне путь, хотя из-за невозможности устроить сцену посреди приема у него все равно редко когда получалось меня остановить.
- Добрый вечер, господа! - я никогда не забывал про вежливость. Даже если нагло врывался в сборище людей, которое меня не ждало. Слова - это оружие. Умение выстроить слова так, чтобы унизить и не скатиться при этом до бранных реплик - это почти всегда победа.
Я усмехнулся, прислоняясь боком к спинке одного из кресел, изящно выставив одно бедро вперед. Садиться рядом с альфами я не собирался: во-первых, потому что меня не приглашали, а во-вторых, это давало мне психологическое преимущество над собеседниками. Редко когда я встречал альф ниже меня ростом, хотя сам я был далеко не миниатюрным, в отличие от многих омег. Поэтому приходилось искать выгоду даже в таких глупых, казалось бы, мелочах.
С переменившихся разом лиц альф можно было писать картину. Отвращение, раздражение, злость, презрение - один лишь Хэйл, будучи самым страшим и сдержанным из присутствующих, закатил глаза - я читал их всех как открытую книгу и упивался этим. Крайний альфа справа, лорд Дарэн - настоящий папенькин сынок, безвольный лизоблюд, способный только следовать приказам своего папашки. Примостившийся рядом с ним лорд Льюис - сволочной самец, любитель невинных омежек. Временами мне даже жаль его растолстевшего, беременного сейчас мужа - впрочем, это не мои проблемы. Лорд Вилфорд и лорд Бремэн - закадычные друзья, растерявшие свои мозги давным-давно в юношестве - хотя были ли у них вообще мозги, это до сих пор актуальный для меня вопрос.
- Закари, я тебя умоляю, - вздохнул лорд Хэйл, предпринимая тщетную попытку меня отвадить, - Мы обсуждали прошлогодний доход от урожая в восточных землях. Едва ли интересующая тебя тема.
- Лорд Риген, многоуважаемый лорд Хэйл, - тут же осек его я и широко улыбнулся, ощутив себя в своей стихии, - Урожай на востоке, говорите? Что ж, насколько я знаю, ввиду долгих весенних паводков в прошлом году, засев полей произошел довольно-таки поздновато, а перед самым сбором в конце лета нагрянули сильные дожди, что повлекло за собой потерю не менее одной третьей части урожая. Если вычесть из общей суммы ту часть, что предназначалась для кормления скота и пропитания деревень, думаю, доход в прошлом году вышел… не ахти.
В нагрянувшей тишине тихий смех за моим плечом привел меня в удивление. Я неспешно обернулся. Облокотившись спиной на мраморную колонну и сложив руки на груди, передо мной возвышался тот самый альфа с полчищем медалей на груди. Вот черт, когда я подходил к расположившейся в креслах компании, я совершенно его не заметил. От досады захотелось прикусить губу, но я сдержался. Противников всегда нужно держать на виду.
- Что в моих словах вы находите смешным, милорд? - вызывающе бросил я в сторону мужчины, заставив лорда Дарэна подавиться вином. Да, ни тон моего голоса, ни формулировка, ни тот факт, что я был незнаком с собеседником, не скрашивали моего вопроса, но я не собирался пасовать перед кем бы то ни было, даже перед главнокомандующим армии - тем более если он, по словам отца, уже ушел в отставку.
- Лорд Олдвен, прошу, не сердитесь на мальчика, - взволнованно встрепенулся лорд Хэйл, чуть приподнявшись со своего кресла, - Боюсь, это его последний вечер в светских кругах, поэтому он испытывает острую необходимость дерзить в разговорах.
- Последний? - в любопытстве склонил голову лорд Олдвен, пока я сжимал зубы и чертыхался, кидая злобные взгляды на придурка Хэйла. Как смел он так открыто начать обсуждать мою проблему? Вообще-то я всегда питал зачатки уважения к лорду Генри Хэйлу - единственному альфе, про которого не ходило никаких дурных слухов, который уже не первый год был счастлив в браке и являлся одним из наиболее успешных деятелей среди знати. В то время как остальные альфы прожигали доставшиеся по наследству деньги и кутили с деревенскими омегами, лорд Хэйл, по крайней мере, пытался привнести хоть какую-то пользу в жизнь своих подданных. Но в этот момент я понял, что все зачатки уважения к мужчине канули в никуда - пусть он всего лишь пытался усмирить возможный гнев альфы в ответ на мой выпад, разве я просил его о защите?
- К сожалению, - усмехнулся лорд Льюис, бросая на меня взгляд, горящий настоящей похотью, - лорд Риген является ярым сторонником альфа-ненавистничества и уже третий год подряд всем своим видом дает нам понять, что не нуждается в спутнике жизни. А завтра ему исполняется восемнадцать.
Все внутри меня кипело. Я знал, что лучше было сдержаться, но в итоге так и не смог. Злые слова рвались с губ, и я не стал им препятствовать. Я собирался высказать этим самодовольным выскочкам все, что я думал об их жалких душонках. Мне было нечего терять. В крайнем случае я мог вылететь из бального зала раньше, чем закончится вечер.
- Вот именно, - громко заявил я, выпрямив спину и приковав к себе все взгляды, - Я не нуждаюсь ни в тупых, обделенных мозгами толстопузах, ни в слабохарактерных, папенькиных подхалимах, а уж тем более не нуждаюсь в ублюдках, которым лишь бы всунуть свой вялый член куда угодно, но только не в задницу собственного мужа!
До этого момента я всегда держал себя в руках, не пересекая черту, за которой лежала откровенная грубость. Наверно, поэтому на лицах обычно, пусть и кое-как, но сдерживающихся альф, раньше мелькали лишь отголоски эмоций. Сейчас лишь Хэйл сидел расслаблено, накрыв лицо ладонью. От остальных альф я впервые ощутил самую настоящую угрозу. Они едва ли не рычали, приподнявшись с кресел и глядя на меня так, будто хотели порвать меня на куски. Я упрямо вздернул подбородок - все, что я сказал, было правдой, мне было нечего стыдиться.
Громкий смех за спиной снова разорвал цепкую тишину. Я ощутил, как широкие, горячие ладони ложатся на мои плечи, чуть сминая прозрачную ткань ворота. Лорд Олдвен улыбался, в его серых глазах плясали чертята - я в растерянности поймал его взгляд. Его, что, совсем не задело мое заявление?
- Бросьте, господа, с чего вдруг такие серьезные лица? - все еще смеялся альфа, удерживая меня за плечи, - Мальчику дико скучно, его никто не зовет танцевать, а это его последний вечер. Он хочет оставить о себе незабываемые воспоминания, а вы ведетесь на провокацию, словно, прошу простить мою грубость, стадо малолетних баранов. Лорд… Риген, прошу, окажите мне честь.
Лорд Олдвен кивнул в сторону танцевальной части зала, подтолкнув меня сдвинуться с места. Я совершенно был не согласен с таким раскладом, но, по правде говоря, не желал и дальше оставаться в тошнотворной компании альф. К тому же, сумасшедшие взгляды омег, тут же заприметивших, в чьей компании я собирался провести пару вальсов, несказанно меня порадовали. Чтобы насолить им еще больше, как только мы скользнули в толпу танцующих людей, я прильнул к лорду Олдвену чуть ближе, чем полагается, и без тени смущения положил руку ему на плечо. Обычно незамужние омежки вечно тушевались, не зная, куда деть руки - наблюдая за такими сценами, я всегда обхохатывался до слез.
- Вам стоит быть осторожней со словами, - несмотря на то, что лорд Олдвен по-прежнему мягко улыбался, голос его был серьезен, и я тут же фыркнул, но не успел ничего произнести в ответ - мужчина слишком быстро переменил тему, - Ох, прошу прощения, если наступлю на ногу, двадцать лет уже не танцевал.
Вопреки своим словам, альфа двигался неплохо, почти не сбиваясь с шага. Я наслаждался тем, как в ярком свете ламп серебрился узор на его плаще, когда на резких поворотах легкая ткань взмывала вверх. Наверно, мы выглядели колоритно. Вихри несочетающихся желтых и серых цветов. Нас провожали возмущенными взглядами - конечно, лорд Олдвен вряд ли подозревал, насколько сильно я настроил против себя практически всех, кто присутствовал на балу, и что не стоило выбирать меня в качестве партнера для танца. Но я не сомневался в том, что его радостно запишут в ряды несведущих жертв моей коварности и тут же простят ему все возможные, совершенные в моей компании, грехи.
Тем не менее, чем дольше мы танцевали, тем больше меня раздражало, как ножны с мечами задевали меня по бедру и как дурацкие медали цеплялись за ткань кофты. Я морщил нос каждый раз, как собственная полупрозрачная накидка чуть не попадала под тяжелые сапоги альфы. Не сдержавшись, на одном из поворотов, когда музыканты стали играть более спокойную мелодию, я опустил руку на пояс мужчины, чтобы чуть сдвинуть проклятые ножны вбок, из-за чего ненадолго отвлекся от танца.
Соседняя с нами пара в порыве избежать столкновения со служкой, несущим поднос с бокалами, отступила нам навстречу. Лорд Олдвен прижал меня к себе чересчур близко, я невольно схватился за красивую рукоятку меча и вдруг ощутил, как стайка мурашек расползается от того места, где ладонь мужчины придерживала меня за талию. Это было настолько необычное и неожиданно приятное ощущение, что я на секунду потерял равновесие, оперся на рукоять меча и… пояс с ножнами, самовольно расстегнувшись, звонко ударился о мраморный пол в тишине как раз стихнувшей мелодии. Я резко отпрянул от альфы, парочка его колючих медалей, нежно возлюбивших мою кофту, решила, видимо, взбунтоваться и отправиться вместе со мной.
На нас смотрели все - от мала до велика. Впервые я почувствовал, как краска стыда заливает щеки. Особенно когда какая-то тупая омега-тварь в толпе посмела громко шепнуть: «Что, папочка, Риген настолько отчаялся, что уже альф на балу раздевает?» Среди замерших людей отчетливо различалось зеленое лицо подоспевшего отца. Я заскрипел зубами, пытаясь отцепить проклятые медальки от пострадавшей кофты - действительно, глупая ситуация получилась. Впрочем, надо отдать должное Олдвену - рассмеявшись, он спокойно подобрал ножны с мечами с пола, закрепил пояс покрепче, а потом вдруг сделал шаг вперед и вместо того, чтобы забрать свои заслуженные награды обратно, непонятно зачем аккуратно подцепил их на край кофты - прямо поверх моего сердца.
Я был настолько растерян, что не смог сопротивляться, и позволил Олдвену снова увлечь меня в танец, как только догадливые музыканты возобновили поток музыки. Я смотрел на альфу и хмурился - он вполне мог бросить меня посреди залы, и тогда мой последний вечер воистину оказался бы достоин звания наихудшего из вечеров. Но лорд Олдвен запросто свел впечатление от произошедшей случайности на нет - потихоньку недовольные зеваки расползались по парам и в группы, забывая о нелепом спектакле.
Лорд Олдвен растягивал в улыбке губы каждый раз как ловил мои недовольные взгляды, но молчал. Мне хотелось поскорее закончить наш танец, так что когда мелодия наконец-то стихла, я резко вырвал свою руку из его ладони, крутанулся на каблуках и направился к отцу, который все это время прожигал меня взглядом. Олдвен не стал мне препятствовать и не остановил меня, чтобы забрать свои вычурные медали. Одна из них была в виде ястреба, сжимающего добычу в когтях, а вторая по силуэту напоминала ель - я понятия не имел, что они означают, но обе были сделаны из дорогого серебра. Я пожал плечами - если мужчине было все равно на свои награды за военные заслуги, то я совершенно серьезно собирался забрать эти медальки с собой и поставить их дома на каминную полку. Хоть что-то будет мне напоминать о завершающем мою светскую жизнь бальном вечере.
Отец больно ухватил меня за локоть и потащил по направлению к своему укромному уголку. Я не сопротивлялся, мысль о том, что бал скоро подойдет к концу, меня угнетала. Я почувствовал, как усталость давит на плечи, послушно упал в кресло и уставился в пол. Отец был в ярости из-за танцевального представления, брюзжал слюной, читал мне нотации, не уставая повторять по десять раз о том, каким неблагодарным щенком я вырос. Мне было все равно.
Люди вокруг веселились и оживленно болтали. Омеги краснели, пыхтели, взволнованно поправляли наряды, пытаясь привлечь внимание понравившихся альф. Альфы чинно расхаживали по зале, открыто рассматривали омег, подливали вина в бокалы, красовались друг перед другом своими безголовыми мужьями и рьяно спорили, стремясь доказать собеседнику свою правоту. Я никогда не считал себя частью этого мира, даже всячески презирал подобные мысли, но сейчас как никогда ощутил боль одиночества и зависти. Они придут в этот зал снова, будут пить и танцевать, вести пустые беседы, а я… Я навсегда буду заперт в стенах замка в компании скучной прислуги. Но ведь я сам выбрал этот путь, разве нет?
- Лорд Риген, можно вас на минутку? Лорд Олдвен желает с вами переговорить с глазу на глаз, - я вздернул подбородок, но незаметно подошедший к нам служка обращался к моему отцу. Отец смешно замер от удивления, крякнул и быстро засеменил ногами вслед за позвавшим его юношей. Я проводил их недоуменным взглядом, совершенно не имея понятия, что Олдвену могло понадобиться от моего тошнотворного папаши. Впрочем, не исключал того факта, что они могли быть знакомы до той поры, как альфа отправился на службу. По крайней мере, это единственное объяснение, которое я смог придумать.
Вечер действительно подходил к концу. Гости еще не расходились, но танцующих стало гораздо меньше, а количество желающих занять удобные диваны и кресла увеличилось. Казалось, даже музыка стала играть тише. Я уговаривал себя подняться и пойти напоследок покружить по залу, но боялся признаться себе в том, что это будет в последний раз. Я сцепил вдруг дрогнувшие руки в замок. Я не хотел. Отчаянно не хотел ставить на себе крест.
Запыхавшийся отец вдруг перегородил мне дорогу. Его трясло словно с похмелья, он грубо схватил меня за локоть, толкнул обратно в объятия кресла и встал за моей спиной, вонзив свои пухлые пальцы еще сильнее в мое плечо. Как будто испугался, что я немедленно сбегу. Склонившись и по-прежнему задыхаясь, он зашипел мне на ухо, прежде чем выпрямиться по стойке смирно:
- Это твой последний шанс.
Что? Что это значило? Я не успел его спросить. Лорд Олдвен возник передо мной, словно ниоткуда. Мягко улыбаясь, альфа опустился передо мной на одно колено и осторожно взял мою ладонь в свою. Я не вырвал ее обратно лишь потому, что это было слишком похоже на… на… нет, этого просто быть не могло. С чего бы? Мы знали друг друга пол вечера, практически не разговаривали, лишь разделили между собой пару танцев и позорную, абсурдную нелепость, к тому же чертов Льюис уже успел просветить его о моем неизменном презрении к альфам. Но вот широкие губы разомкнулись и твердый голос мужчины не оставил никаких сомнений в его намерениях.
- Лорд Риген, возможно, это покажется вам возмутительным и необдуманным предложением, но, с позволения вашего уважаемого отца, я все же дерзну его озвучить. Я прошу вашей руки.
Серые глаза внимательно следили за моим лицом в ожидании какой бы то ни было эмоции. Напрасно. Кроме откровенного шока, я не чувствовал ровным счетом ничего. Опомнился я не сразу, но минуту спустя все же дернул плечом, вырываясь из хватки отца, и поднялся на ноги, отступив от Олдвена на пару шагов. Я не сомневался в том, что все происходящее было настоящим фарсом. Возможно, отец и Олдвен заключили какую-то сделку, ведь они долго разговаривали наедине. Злые слова застревали в горле, надо было отказать мужчине, но мое возмущение было так велико, что я мог только хватать губами воздух.
Лорд Олдвен быстро поднялся с колена и ухватил меня за запястье - мы стояли в тени колонны, отсюда нас мало кто мог видеть, поэтому альфа вдруг позволил себе подступить ко мне ближе и чуть склониться к моему уху. В нотках его голоса не звучало ни просьбы, ни влюбленности, ни похоти, ни расчета, ни увещеваний - он просто абсолютно серьезно сказал мне:
- Не дури.
Грудь больно сжало. Я ненавидел это. Я ненавидел свою природу. Я ненавидел это проклятое высшее сословие. Я ненавидел себя за то, что я омега. Я прикусил губу так, что ощутил привкус собственной крови. Я ненавидел все это, но я не смог бы выжить в одиночестве, а, значит, придется принять правила игры. Это было жестоким боем - боем, который я должен был проиграть для того, чтобы продолжить войну.
Я никогда не смог бы сказать да. Я едва сдерживал злые слезы, но не мог не думать о том, что стояло на кону. Это и правда был мой последний шанс. Я вымученно кивнул - отец со стоном упал на колени и уткнулся лицом в кресло - но Олдвену было достаточно и этого еле заметного движения, чтобы отдать сигнал тут же сорвавшемуся с места слуге. Ах, да, традиционный танец альфы и омеги, собирающихся вступить в союз. Эдакое публичное заявление о грядущем венчании или же свадьбе. Когда двое танцуют на глазах у всех гостей под особенную мелодию.
Мне предстояло пройти через это прямо сейчас, а я совсем не чувствовал в себе сил. Но музыка неизбежно стихла, зазвучали знакомые плавные ноты торжественной мелодии, люди заулыбались, расступаясь, освобождая центр зала, шепотом переговариваясь, кто же сегодня попал в ряды будущих счастливчиков. Я едва не споткнулся, но лорд Олдвен крепко ухватил меня за ладонь и неторопливо повел вперед. Мне бы задрать нос и ехидно улыбнуться замершей толпе, но я не мог заставить себя оторвать глаза от пола.
Я проиграл. Сегодня. Здесь. Сейчас.
Возгласы удивления, раздражения, неверия, нервные смешки, слезы разочарованных омежек, переливы громкой музыки - все прошло мимо моего внимания. Только понимающий, тяжелый взгляд Олдвена, только тепло его уверенной руки, которая вела в танце нас обоих, помогли мне не сбиться с ритма. Но это едва ли служило мне утешением.
Я проиграл. Сегодня, здесь и сейчас.
Я проиграл этому альфе.