[kizune]

Название: Живой огонь
Автор:  Nebiru
Фандом: нема, эка невидаль оридж
Рейтинг: R
Жанр: омегаверс, романс, hurt/comfort
Размер: миди/макси
Саммари: Я ненавидел это. Я ненавидел свою природу. Я ненавидел это проклятое высшее сословие. Я ненавидел себя за то, что я омега. Но я должен был проиграть ради того, чтобы продолжить войну.
Статус: в процессе, 3/6

Пролог и Глава 1
Глава 2

Глава 3

В преддверии зимы молчание Олдвена сводило меня с ума. Приглашения на балы стали приходить гораздо реже - дороги постоянно размывало настырными дождями. Лес, укрывающий особняк, красиво запылал огненными и желтыми красками. По вечерам слуги теперь растапливали камины по всему дому, но холодные сквозняки все равно заставляли меня одеваться теплее и в раздражении кутаться в теплую шаль. Книгам не удавалось разогнать мою скуку, хотя библиотека Олдвена оказалась довольно объемной. Впрочем, большинство литературы, пылившейся на длинных рядах высоких полок, было посвящено военной тематике. Старинные руководства по военной стратегии и тактике, пособия по фехтованию и мастерству владения мечом, древняя история войн королевства - это, пожалуй, была настоящая сокровищница для любого знатного офицера.
Я искренне сочувствовал Олдвену. Чтобы дослужиться до звания главнокомандующего армии, скорее всего, ему пришлось проштудировать все это полчище заумных изданий. Но лично мне из найденного калейдоскопа чересчур серьезных книг оказались интересны лишь несколько экземпляров, повествующих о том, с чего лучше начать обучение владению мечом. Убедившись, что за мной никто не наблюдает, я украдкой вынес парочку книг из библиотеки и запрятал их среди своей коллекции глупых омежьих романов. Обычно я отдавал предпочтение более серьезной литературе, но время от времени не мог устоять перед желанием пофыркать над исполненными идиотизмом баснями о пылкой любви.
Любви между альфой и омегой совершенно точно не существовало. Единственная любовь, в которую я готов был поверить - это любовь омеги к своему ребенку. И хотя сам я презирал тупоголовых отпрысков мерзкой знати, забыть о том, какой заботой окружал меня омега-папа, я не мог. Если бы я позволил себе забыть, то окончательно увяз бы в горечи, оставленной равнодушным отношением отца. С тех пор как я покинул дом, он ни разу не писал мне, даже из вежливости. Пару раз я встречал его на балах, но отец обходил меня стороной, а я вовсе не собирался унижаться перед этим слабохарактерным пьянчугой. Я не сомневался в том, что теперь он сполна наслаждается полученной свободой. Наверняка, напивается до поросячьего визга, оставляя свое заплывшее жиром тело на попечение безразличной прислуги.
Тем не менее, в зимнюю пору даже отец был подвержен приступам скуки и часто искал моего общества, пусть и для того, чтобы прочитать очередную нотацию. Олдвен же не избегал меня, но его молчание вскоре стало меня не на шутку задевать. Я понимал, что в сложившейся ситуации виноват сам, но исправить что-либо уже не мог. И то, что с того дня я даже старался не бросать случайных взглядов на треклятые мечи, едва ли мне помогло. Олдвен тратил все свои улыбки на прислугу, но при виде меня уголки его губ неизменно ползли вниз, однако ругать меня, подобно отцу, он явно не собирался. Меня раздражала эта напряженная тишина, и раздражал тот факт, что меня это вообще заботило. Да, я сглупил, но отчего, вместо того, чтобы оставить все как есть, я упорно думал о том, как было бы здорово, если бы Олдвен вновь стал болтать за ужином без умолку?
Выходило, что я злился одновременно и на Олдвена и на себя, и эти назойливые мысли выматывали меня не на шутку. Конечно, я еще не опустился до того, чтобы вымаливать у провидения шанс что-нибудь изменить, но если бы такая возможность представилась, скорее всего, я бы ее не упустил. Наверно именно поэтому когда Олдвен после ужина преградил мне путь на лестнице и пихнул в руки слегка влажный желтый конверт, я сдержался и ничего не съязвил по поводу его затянувшегося молчания. Альфа в ожидании сложил руки на груди, пока я вчитывался в витиеватые строчки очередного приглашения.
- Омежий вечер? Серьезно? Я пас, - я едва не прыснул от смеха. Пожалуй, омежий слет был единственным светским мероприятием, которое я никогда не посещал. Альфы нечасто стремились выпустить драгоценных мужей из надежного дома в одиночку, боясь опозориться и осквернить традиции, диктовавшие держать омегу под строгим контролем и защитой. Однако времена не стояли на месте, и несколько десятилетий назад один из омег королевской крови дерзнул организовать званый ужин, на который были приглашены только омеги. Альфе дозволялось сопроводить супруга до ворот королевского имения, но вход внутрь был воспрещен. Омеги встретили новшество с восторгом, и с тех пор некоторые из знатных семей считали своей обязанностью изредка устраивать подобные вечера. Я в них никогда не участвовал - однообразные мерзопакостные сплетни повергали меня в скуку, к тому же выводить из себя омег было гораздо веселее в присутствии их муженьков.
- Ходят слухи, что третий сын Его Величества осенит вечер своим присутствием, - Олдвен устало потер лицо и внимательно на меня посмотрел, - В таком случае, не появиться супругу отставного генерала будет… чересчур невежливо.
Вот оно. Я до боли прикусил губу, хотя мне очень хотелось послать Олдвена к черту. Но это было моим шансом. Я не сомневался в том, что за несколько часов пребывания среди сборища недалеких омег, у меня может жутко разболеться голова, но я готов был заплатить эту небольшую цену ради того, чтобы вывести Олдвена из столь полюбившегося ему обета молчания. Но все же прежде стоило заранее обговорить условия. Я не собирался мучить себя за просто так.
- Ладно, я поеду, только с одним условием, - Олдвен выгнул бровь, терпеливо дожидаясь моего вердикта, и я не стал оттягивать позорный момент, - Ты перестанешь вести себя так, будто один только взгляд на меня вызывает у тебя то ли брезгливость, то ли мировую скорбь.
Кажется, я привел Олдвена в замешательство. Альфа долго на меня смотрел, потом медленно потер переносицу, задумчиво провел пальцем по своему шраму, спускавшемуся с виска на щеку, наконец, встряхнул головой и широко улыбнулся. Я ощутил, как где-то внутри меня проскользнула искорка жара. Нет, это не было смущением, но буквально на секунду я потерялся в собственных ощущениях, словно вдруг все те чувства, что составляли мою опору до этого момента, на мгновение рухнули в пустоту. Да, согласившись ехать, я шел против себя, но в этой искре, настырно нашептывающей мне как можно скорее объяснить Олдвену, что я делаю это вовсе не ради него, было что-то странное. Что-то, чего я отчаянно не понимал.
- Хорошо, - альфа кивнул, и я, поднимаясь мимо мужчины по лестнице, поспешил закончить разговор на совершенно иной ноте.
- Кстати, Олдвен, ты точно уверен, что мое появление на этом абсурдном вечере посчитают за вежливость? Может, как раз-таки наоборот…
- Закари! Только не вздумай… - взвился альфа, но я, звонко рассмеявшись, уже закрывал за собой дверь, ведущую в мои покои. Мне еще предстояло уговорить себя побыть паинькой и воздержаться от броских нарядов. Королевские особы и так нечасто осеняли знать своим присутствием, а, ввиду затяжной войны, Его Величество в последние года и вовсе не принимал участия в светской жизни. Безвылазно сидел на севере, вероятно, в компании Олдвена, военных офицеров и многочисленной армии.
На самом деле, я мало что знал о яростно бушевавшей до недавнего времени войне, помимо того, что началась она около двадцати лет назад. Кажется, северяне, недовольные суровой жизнью посреди заледенелых лесов и гор, захотели расширить границы своего королевства и не подумали о том, что никто вовсе и не собирался идти им навстречу. Легкие стычки на границе постепенно переросли в кровопролитные бои, что не облегчало попыток разрешить проблему дипломатическим путем.
А когда Его Величеству надоела эта возмутительная катавасия, и он отдал приказ пойти в наступление, внезапно выяснилось, что северяне тоже были не лыком шиты. Заснеженные леса и горы, которыми они всегда были так недовольны, стали их надежными союзниками - открывали перед ними проходимые тропы, помогали мастерить и прятать ловушки, кормили и питали их полезными травами и пугливым зверьем. В то время как нашей армии приходилось долго ждать прибытия благословенных караванов с припасами, северяне успевали отогнать бравых, но до жути замерзших завоевателей обратно на исходные позиции.
Как бы то ни было, в результате этой смертельной чехарды, Его Величество носа на балах не показывал, и семья его, смиренно дожидаясь возвращения альфы, приглашения на светские вечера, исходящие даже от самых влиятельных и приближенных к ним семей лордов, следуя его примеру, вежливо отклоняла. Я не раз мечтал узреть собственными глазами, насколько тупыми и недалекими могли оказаться омеги королевской крови, и теперь у меня всерьез появилась такая возможность, но желания ехать, по какой-то странной причине, мне это не прибавило.
В назначенный день к окну мерзко липла морось, пока я лениво натягивал темно-красный костюм. Теплая кофта и приталенный фрак более нежного фасона, чем тот, что шили для альф, смотрелись неплохо, но и не отличались особой броскостью. Определенных требований к одежде для омежьих вечеров не существовало - омеги, стремясь покрасоваться друг перед другом, напяливали на себя то, что в другие вечера носить не позволялось. Я неохотно расчесывал ровные прядки волос и подолгу замирал перед зеркалом. Выходить из дома мне претило. Осенние краски нагоняли тоску.
Прислуга ненавязчиво поскреблась в двери моих комнат, сообщив о том, что карета уже дожидалась меня у ворот. Подхватив пальто, я неторопливо спустился по лестнице, вышел в большую гостиную и едва не натолкнулся на Олдвена. Альфа сидел в кресле, обложившись какими-то рваными тряпками, и заботливо протирал свои драгоценные мечи. Я чуть не скривился - ну, объясните же мне, зачем самому марать руки, если у тебя в кармане бездонные горы денег и легионы вымуштрованной прислуги?
Поймав мой пышущий раздражением взгляд, направленный в сторону беззащитных клинков, Олдвен нахмурился и, кажется, передумал желать мне удачного пути. Просто чуть повернулся в кресле, словно совсем меня не заметил, в очередной раз позволив мне осознать всю глубину и драматизм содеянного мною недавнего греха. Еще секунда, и я бы взвыл от досады, но громкое ржание нетерпеливых лошадей, прилетевшее вместе со сквозняком со стороны прихожей, напомнило мне о том, что, ежели я не хотел опоздать на проклятое мероприятие, то следовало чуточку поторопиться.
Спиной я чувствовал направленный на меня пристальный взгляд Олдвена, поэтому гордо вздернул плечи и напоследок громко хлопнул дубовой дверью. Морось неприятно оседала на лице, пока я вышагивал навстречу карете. Влажные камешки и плиты, из которых были выложены красивые дорожки, вели к конюшням, к главным воротам, а также огибали дом. Мелкие лужицы так и норовили промочить дорогие сапоги, а пожухлая листва, мелькавшая среди разноцветных крон деревьев, под порывами ветра дерзила запутаться в моих волосах.
Я с облегчением выдохнул, когда все же забрался в салон, и плотнее задернул шторы на оконцах. Путь до нужного имения был неблизкий, а замерзнуть я не хотел. Не хватало еще потом перед Олдвеном расхаживать с заложенным носом. Я редко болел простудой, но, когда тело самовольно сдавалось дурацкой напасти, вид я имел самый что ни на есть отвратительный. Растрепанные волосы, слезящиеся глаза, красные щеки, мокрый нос, тьфу.
Закутавшись в пальто, я задремал. Мерное покачивание кареты, шум надежных колес, кучер, бормочущий что-то вздыхающим лошадям, храп стражника, призванного охранять мой покой в дороге, убаюкали меня. Окружающий мир померк, позволяя мне ускользнуть в царство сновидений. Я не запомнил, что мне снилось, но очнулся я резко - на долю секунды мне показалось, что я услышал крик.
Я протер заспанные глаза. По крыше кареты сильно барабанил дождь. Похоже, пока я дремал, с неба полил ярый ливень. Я замер, прислушиваясь. Непонятное волнение проскользнуло по позвоночнику. Несмотря на шум дождя, было слишком тихо. Карета стояла недвижно - не раздавалось даже фырканья лошадей. Это было странно. Если бы мы приехали на место, кучер или стражник уже давно постучали бы по дверце с целью меня разбудить.
Я пододвинулся к окошку, намереваясь отдернуть штору и посмотреть, что происходило снаружи. Может, ветер повалил на дорогу бревно, и мои сопровождающие остановили карету, чтобы оттащить его прочь? Такое иногда случалось, хоть и редко. Сильные бури нечасто посещали наши края. То ли дело на севере - зимой каждую ночь бушевали лютые метели, а летом невыносимая жара резко сменялась сезоном опасных гроз.
Я так и не успел дотянуться рукой до оконца. Снаружи кто-то резко распахнул дверь, заслонив своей мощной фигурой весь обзор. Осенний холод опалил лицо, когда меня вдруг вытащили за шкирку наружу, зажав рот ладонью, чтобы не кричал. Я не понимал, что происходит и по какому такому праву этот неизвестный мне человек смеет со мной так обращаться. Эта мерзостная ладонь, зажимавшая мне рот, была мокрой от дождя, грубой, мозолистой, покрытой отвратительными ранками и воняла похуже рыбьего жира.
Я дернулся, но тут же получил болезненный удар по позвоночнику. Из глаз едва не хлынули слезы, пришлось послушно шагнуть в ту сторону, куда меня толкнул неизвестный альфа. Холодные струи дождя неприятно потекли по лбу и волосам. Небо над головой было почти черным, тучи плотно ластились друг к другу. Шаг, еще… так хотелось стряхнуть с себя проклятые руки, но, когда мы остановились у края кареты, сердце вдруг пропустило удар, и я едва не задохнулся от представшей передо мной картины.
Кучер и стражник были мертвы. Неестественно раскинувшиеся тела заливал дождь. Стражник лежал лицом вниз, с вывернутой ногой, из его шеи торчал тяжелый меч. Кровь сливалась с водой, омывала ворох грязных, кудрявых волос, перепачканных в земле. Я почувствовал, как тошнота подступает к горлу, и перевел взгляд на тело кучера. Он так и сидел на своем насесте, не отпустив поводья, но голова неестественно лежала на плече - только дурак мог бы не понять, что ему свернули шею.
Тело покорилось дрожи. Осознание того, что происходило вокруг меня, обжигало виски, заставляло губы дрожать. Злость еще пыталась выместить страх, но я слишком хорошо был осведомлен, что происходит с омегами, попавшими в лапы ублюдочных бандитов. Конечно, обычно страдали простолюдины. Знатные господа не скупились нанимать охрану, даже Олдвен на всякий случай приставил ко мне элитного стражника. Только этот простофиля оказался ни на что не годен! А теперь был мертв. Мертв.
Это означало, что никто не узнает о том, что со мной случилось, как минимум, до наступления сумерек. Олдвен заволнуется, только когда я не вернусь домой. Если вообще заволнуется. И ведь никто не ждет моего появления на проклятом омежьем вечере - никто не поднимет шорох. Я был обречен. К тому времени как начнут поиски, я вполне мог присоединиться к раскинутым передо мной бездыханным трупам. Но это был меньший из моих страхов.
Словно в подтверждение моих мыслей, державший меня альфа вдруг склонился к моей шее, отогнул уже намокший ворот и шумно втянул носом воздух. Я ощутил, как щеки стыдливо наливаются краской. То, что по запаху любой альфа всегда мог определить, помечен ли или является омега еще девственником, было общеизвестным фактом, но в светских кругах такой поступок считался непростительной вульгарностью. Только родители, или за неимением их, сам будущий муж перед церемонией свадьбы имел право убедиться в том, что берет в супруги нетронутого омегу. Однако Олдвен эту процедуру пропустил, заявив, что доверяет мне и моему отцу.
И теперь, первый раз в жизни, меня обнюхивал какой-то вонючий альфа. Я брыкнулся, но он, облизнувшись, снова ударил меня - на этот раз по шее. Ладонь, закрывавшая мне рот, убралась, но кричать я уже не мог. Отчаянно пытался ухватить губами воздух. Перед глазами все помутнело, в ушах нарастал гул. Колени подогнулись, сквозь удушье и боль я ощутил, как меня перекидывают через плечо.
- Эй, Алвар, глянь сюда, этот нетронутый, ты прикинь, - раздался насмешливый голос, - Да я бы такую куколку в два счета уделал. Может, все-таки, развлечемся, а?
- Уймись, сперва дождемся их ответа, - последовал короткий приказ, где-то рядом раздался всплеск воды, и в следующую секунду мою голову больно потянули вверх за волосы, отчего я закашлялся еще больше. Белые прядки, собранные в высокий хвост, мелькнули перед самым носом, и холодный прищур злых, ледяных глаз не обещал мне ничего хорошего. Альфа ударил меня наотмашь по лицу, не жалея сил, и я почувствовал, как сознание окончательно ускользает за неведомую грань.
Открывать глаза было страшно. Болела спина. Щека, по которой пришелся удар, саднила. В горле стоял ком. Запах мокрых досок, к которым я прижимался другой щекой, не радовал. Только говорил о том, что то, что случилось, мне вовсе не приснилось. Нужно было не трусить и открыть глаза, но решился я это сделать далеко не сразу. Лишь когда злость на себя пересилила остальные эмоции.
Первым, что я увидел, была железная решетка. За ней простирался лес, погруженный в предрассветную пелену. Ливень то ли так и не стихал, то ли начался заново. Было холодно - ничто не мешало ветру и мокрым брызгам залетать в большую повозку. Раньше я видел такие несколько раз, в основном они предназначались для перевоза скота. Крыша над головой защищала от основного потока дождя, а через решетку, установленную вместо одной из стен, кормили и загоняли внутрь животных.
Невзирая на боль, я попытался пошевелиться. Одежда еще не высохла, противно налипала на тело. Запястья сдавливали железные кандалы, соединенные толстыми цепями. Я проследил за ними взглядом и от неожиданности даже приподнялся на локтях. Цепи тянулись по всей повозке и оседали кандалами на руках лежащих без сознания омег. Я был не один.
- Закари… даже ты попался, Господи, - голос Энтони Хэйла звучал устало и обреченно. Он водил ладонями по своему животу и безучастно вглядывался в ненадежную крышу повозки, через щели которой иногда просачивались капли дождя. Я внимательно присмотрелся к лицам окружавших меня омег. Я знал их всех. Я регулярно обменивался с ними колкостями и ликовал, когда удавалось вывести их муженьков из себя.
В эту же секунду я понял. Это не были обычные бандиты. И это не было обычным похищением. Если бы ублюдки хотели запросить выкуп и нажиться на полученных деньгах, им достаточно было выкрасть любую знатную омегу. Тот же Хэйл не поскупился бы вернуть своего драгоценного Энтони, отдал бы любые деньги. Но похищать пятнадцать омег ради баснословных сумм было слишком рискованным делом, а если точнее - безумством. Нет, тут крылось нечто большее.
Поборов боль в теле, я отполз прочь от решетки и разместился у стены. Порывы ветра долетали и сюда, но холодных брызг стало значительно меньше. Я старался не поддаваться панике, думал о том, что надо сохранять силы, но умом понимал, что, если в основе нашего похищения лежали не деньги, то, скорее всего, оно затянется. Энтони Хэйл тоже молчал, и я не решился спросить его мнения. Хоть мы никогда открыто не конфликтовали, вряд ли общение со мной, хоть и в такой критической ситуации, было бы ему приятно.
Время шло, небо угрюмо светлело, потихоньку омеги приходили в себя. Совсем скоро повозка наводнилась позорным плачем и стонами. Ободряющий голос Энтони едва ли перекрывал этот суматошный вой - омега, покоряясь своему доброму нраву, скакал от одного идиота к другому и пытался успокоить их лживыми заверениями, что все будет в порядке. Я был благодарен ему за то, что он обходил меня стороной. Если бы его рука также заботливо легла на мое плечо, я бы точно не сдержался и высказал всей этой безмозглой ораве рыдающих кретинов, что впереди нас ждало отнюдь не радужное приключение.
Однако, несмотря на искренние потуги Энтони, который сам выглядел далеко не лучшим образом, гам не стихал. Когда я уже чуть не сорвался - потому что проклятые омеги мешали мне думать, и их дружный и безнадежный вой совсем не уменьшал притаившегося внутри меня страха - снаружи за решеткой появилась крепкая фигура всадника, и в следующий момент удар толстой дубинки пришелся по прочным железным прутьям.
- Эй, крошки, хотите жить - советую вам притихнуть и сидеть, словно мышкам, - альфа, чье лицо было скрыто черной накидкой, защищавшей его от дождя, убрал прочь дубинку и насмешливо вытянул руку, которой щипнул одного из омег, сидевшего у решетки, за бедро. Раздался вскрик, омега отскочил вглубь повозки, и новая порция слез хлынула наружу. Однако шум, наконец-то, стих - омеги не решились перечить бандиту, прижались друг к другу, собравшись вокруг пытавшегося выглядеть уверенным Энтони, и послушно затихли.
Я единственный сидел в одиночестве, но никому не было до меня дела. Ком в горле все не проходил, вынуждая меня постоянно сглатывать и тереть шею. Я кутался во влажное пальто и оглядывал кандалы на запястьях - да, без ключа вряд ли удалось бы от них избавиться. В такой момент как никогда ясно любой бы на моем месте осознал, как же были смешны строчки в тех книгах, где главным героям удавалось выбраться с помощью заколки, чудом послужившей отмычкой.
Дождь то усиливался, то шел на спад, но повозка не останавливалась ни разу. Ближе к вечеру омеги заныли, что хотят пить и есть, кто-то хныкал, что ему срочно нужно в уборную. Муж лорда Льюиса, беременный омега, и вовсе не мог побороть накатившую истерику и сидел, повторяя как заведенный: «Я потеряю малыша, я потеряю малыша!». Энтони, кажется, выдохнувшись, теперь сидел у стены, позволяя сгрудиться вокруг себя другим омегам, но молчал, лишь изредка выдавливая из себя жалкую улыбку.
Однако пока повозка катилась в неизвестном направлении, нас ни разу не удостоили должным вниманием. Мы не получили ни крохи еды и воды, замерзали на осеннем холоде, и лишь на следующее утро нас вывели под покров леса и позволили справить нужду. Все это время за спинами стоял ухмыляющийся надзиратель, повергая омег в пучины стыда. Из-за тяжелых оков на руках мы все равно не могли бы сбежать, так что такое внимание я воспринял как настоящее издевательство. Расстегивая штаны, я ощущал себя мерзким простолюдином - вот уж кто никогда не брезговал справить нужду на природе.
Еще день спустя омеги притихли окончательно и даже смирились с тем, что приходилось пить воду из ржавого ведра, что впихнули внутрь повозки, чтобы мы не подохли от обезвоживания. Время от времени вглядываясь в полосу дороги, оставшуюся позади, я иногда ловил на себе взгляд Энтони, и омега опечаленно качал головой. Он тоже понимал, что если нас до сих пор не нашли и не нагнали, значит, погони за нами и вовсе нет. Все карты оказались на руках у бандитов. Я молча скрипел зубами и послушно вливал в себя мерзкую на вкус воду.
На следующий вечер нас внезапно выгнали из повозки и повели вглубь леса. Земля была мокрой, мох под ногами хлюпал, сапоги проваливались во влажную почву. Я, как и все, спотыкался о невидимые коряги, пытался хвататься за стволы деревьев, но тяжелые кандалы совсем не упрощали медленного передвижения. Сгрудившиеся вокруг нас альфы подгоняли нас выкриками и дубинками, один из них даже не побрезговал садануть увесистыми ножнами по спине замешкавшегося омеги.
Я всегда держал себя в форме, но даже меня такой трехчасовой поход крайне измотал. Но все же под конец я хотя бы держался на ногах, несмотря на взмокшую спину, а вот большинство омег завершили путь едва ли не ползком. Свет от мелькавших впереди факелов выхватил широкую поляну, убогие деревянные сараи, выстроенные среди деревьев, и множество хищно оглядывающих нас фигур.
В темноте я не мог различить их лиц, но то, с какой ненавистью они оглядывали нас с головы до пят, меня напрягло. Если бы в их глазах светилось одно лишь вожделение, я бы мог это понять. Но нет. Эти альфы желали сломать нас, увидеть наши муки, эти люди желали мести, крови, смерти. Эта неутолимая, еле сдерживаемая жажда ощущалась в воздухе, заставляла мурашки бежать по спине и отчаянно гадать, что же ждет нас впереди.
Как оказалось, впереди нас ждала прогнившая, ветхая дверь одного из просторных сараев. На дощатом полу были разбросаны невзрачные тряпки. Я поморщился - вероятно, этим тряпкам суждено было стать нашим ложем на неопределенный отрезок времени. Над головами болталась на крючке масляная лампа, которая едва ли разгоняла темноту. В углу я заметил ведра, наполненные водой, и с тоской вспомнил, как по вечерам устраивался с книгой в одной из гостиных имения Олдвена и наслаждался горячим чаем, который приносила услужливая прислуга.
Кандалы с нас не сняли, грубо затолкали внутрь, швырнули на тряпки, и я поспешил устроиться на отдалении от трясущихся от холода и голода омег. Как ни противно было это осознавать, но сейчас я мало чем отличался от них. Холод заставлял губы дрожать, живот сводило от голода, натертые железом запястья болели, поэтому я не побрезговал накинуть на себя одну из тряпок, сел у стены и подтянул ноги к груди, пытаясь согреться.
Чертов Энтони снова, насколько ему позволяли цепи, расхаживал между уставшими омегами, заботливо уговаривал особо недовольных укутаться в грязные тряпки и гладил хныкающих недоумков по голове. Энтони был гораздо старше множества собравшихся здесь омег и, наверно, чувствовал, что несет за них ответственность. Временами он замирал, в волнении прикасался к собственному животу, но никто, помимо меня, кажется, этого не замечал. У Энтони и Генри Хэйла уже было двое подрастающих сыновей-альф, поэтому я весьма сомневался в том, что он решился понести в столь серьезном возрасте, но возможности такой не исключал.
Наутро к нам заглянул один из похитителей и, плюнув под ноги, швырнул на доски завязанный лентой мешок. Дверь за ним закрылась с громким хлопком. Энтони еще спал, омеги растерянно переглядывались, но никто не решался подойти, чтобы исследовать нежданный подарок. Я сомневался, что там могло быть что-то ужасное, поэтому встал и под роем чужих взглядов развязал серую ленту. Внутри оказался хлеб. Чуть затвердевший, местами заплесневелый, но эта была первая и, по всей вероятности, единственная еда, на которую можно было надеяться.
Такими отбросами на моей памяти не питались даже простолюдины, но я сжал зубы и выбрал себе кусок посвежее. Я хотел выжить, значит, нужно было потерпеть и хоть чем-то насытить организм. Разглядев хлеб в мешке, часть омег тут же ринулась ухватить свою порцию, остальные же остались на месте и брезгливо морщили носы. Я не собирался возиться с этими балбесами, сами роющими себе могилу. Этим занялся Энтони, как только вынырнул из царства снов. Едва сам прожевав кусочек хлеба, он тут же озаботился остальными и даже скормил остаток своей порции беременному омеге лорда Льюиса.
Так продолжалось несколько дней. Омеги спали группками, чтобы было теплее. Ежедневно нам приносили в заполненных ведрах воду. Кроме хлеба, наши похитители больше ничего нам не давали. Спустя неделю на Энтони было страшно уже смотреть. Этот проклятый самаритянин раздавал почти всю свою еду, чем несказанно меня бесил. Как в сорок лет можно было оставаться таким наивным и добрым? Окружавшим его омегам было плевать на то, что каждое утро он, сдерживая слезы, щупал свой живот. Они видели только то, что хотели. Сильного, заботливого Энтони, который непременно скрасит их пребывание в этом аду. А то, что Хэйл уже сам еле держался на ногах, предпочитали не замечать.
В один из таких вечеров я не сдержался. Меня весь день одолевали далеко не радужные мысли о том, что Олдвен ведь на полном серьезе мог и не прийти за мной, ведь за все время нашего сосуществования я доставлял ему одни лишь хлопоты. Портил его репутацию, наносил удары по его гордости, выставлял его бесхребетным дураком. Он мог оставить меня тут, в плену у неизвестных бандитов, и найти себе другого омегу, который благополучно родил бы ему целый выводок шумных детишек. Ему вовсе необязательно было беспокоиться о моей судьбе. Отцу тоже было наплевать. Я оказался ненужным всему миру. Даже тут, в плену, омеги не смотрели на меня лишний раз. Даже треклятый Энтони проявлял заботу ко всем, но меня упрямо обходил стороной.
Мысли об этом удручали. Поэтому когда муженек лорда Вилфорда, пухловатый недоумок, подластился к усталому Хэйлу и выпросил у него оставшийся кусок хлеба, я вспылил. Вскочил на ноги, оттолкнул идиота от Энтони - тот от неожиданности даже застыл на месте - и вырвал тошнотворный кусок буханки из загребущих лап омеги.
- Пошел вон, мразь! - прошипел я, кидая хлеб обратно в раскрытые ладони Хэйла, и встретился взглядом с распахнутыми в удивлении глазами всех присутствующих омег, - Слепые придурки, вы, что, не видите, что он беременный?! Да как у вас хватает совести его объедать?!
- Закари… - охнул Энтони, но внезапно дверь чуть не слетела с петель, и я ощутил, как чужая ладонь грубо зарывается в мои волосы. Меня рванули назад так резко, что в глазах выступили слезы. Вошедший альфа был одним из тех, кто присутствовал при моем похищении. Омеги взвизгнули и поспешили отпрянуть ближе к стенам. Хэйл стоял на месте и растерянно смотрел на то, как с меня и с еще одного омеги - мужа лорда Льюиса - снимают кандалы.
Альфы не церемонились. Отпихнув застывшего Энтони прочь, Алвар - если мне не изменяла память - вытолкал меня наружу. Огонь полыхающих костров слепил глаза. Дождь уже давно кончился, но сырость словно въелась в доски сарая, поэтому вдруг ощутить на щеках жар от бушующего пламени было неприятно. Кожу словно обожгло. Я спотыкался на ровном месте - от недоедания и беспокойного сна сильно кружилась голова, но рука альфы упорно поднимала меня с земли за волосы, заставляя терпеть боль и идти вперед.
Поляна была переполнена альфами. В свете яркого огня на их лицах отражалось ничем не скрытое злорадство и торжество. Мечи и кинжалы, искусные луки за их плечами, шрамы на бледной коже, одежда из кожи и мехов - все говорило о том, что эти мужчины не были обычным сбродом. Я не нашел в них ни капли привычного для моего взора изящества и светских манер, и я вдруг понял, кого они мне так отчаянно напоминали. От них разило той же уверенностью и силой, что и от Олдвена, когда тот был серьезен. Однако среди собравшихся на поляне мужчин я не увидел ни одной искренней улыбки. Тем не менее, эти люди были воинами, в этом я больше не сомневался.
Альфа выпустил мои слипшиеся от грязи прядки волос, грубо толкнул меня вперед, и я, больно ударившись плечом, приземлился у ножек установленного посреди поляны стула. Алвар сел в него, словно король, кто-то подал ему деревянный кубок с питьем, я ощутил, как он краем сапога неласково пинает меня в бок, давая понять, чтобы я не двигался с места. Я и не собирался вытворять подобной глупости - даже если бы мне чудом удалось сбежать, я совершенно не знал, в какой стороне искать дом и вряд ли бы смог выжить в одиночку посреди дикого леса.
- Сегодня мы получили первый ответ, - громко заявил альфа притихшим сообщникам и поднял вверх кубок, - Конечно, он не тот, на который мы надеялись, поэтому я с превеликим удовольствием отдаю вам в игрушки этого омегу. Развлекитесь от души, друзья мои.
Я вздрогнул, вскидывая голову, но, как оказалось, все внимание было обращено отнюдь не на меня. Посмеиваясь, альфы вытолкнули на поляну омегу лорда Льюиса. Обнимая свой заметный живот, Вебер Льюис трясся как осиновый лист, затравленно крутясь на месте и умоляя альф сжалиться над ним и не вредить его будущему ребенку. Но, когда с него играючи содрали и так порванный плащ, я не выдержал и отвернулся.
- Ох, нет, юный Олдвен, так не пойдет, - раздался насмешливый голос альфы над ухом, в следующий момент меня снова потянули за волосы, заставляя чуть выпрямиться и послушно выгнуть шею, - Я хочу, чтобы ты видел, что будет с тобой, если твой драгоценный муженек и его дружки не уговорят вашего правителя выполнить мои условия. Разуй пошире глаза, омежка, и смотри.
Это было настолько ужасно, что я не мог даже зажмуриться. Чувствовал, как хриплое дыхание рвется из горла, глотал собственные слезы и едва не поддавался накатывающей панике. К Веберу Льюису не проявили ни капли жалости, несмотря на его беременность. Ублюдочные альфы раздели его догола, гоняли его, словно дичь, от одного к другому, насмешливо щупая и трогая за самые сокровенные места. Но даже я понимал, что это всего лишь прелюдия.
Когда его повалили на землю, когда над ним склонились всей дружной, похотливой толпой, Вебер, пока ему не заткнули рот, рыдал и звал собственного мужа. Мужа, который ни капли его не любил, спокойно трахал за его спиной омег и ни во что его не ставил. Мужа, который, как я понял исходя из окружающих шепотков и заявления Алвара, поспешил в ответ на похищение послать с гонцом весточку, что ему было плевать на судьбу своего омеги.
Вебер Льюис скулил и постанывал и через полчаса уже едва ли ворочался под наваливающимися на него альфами. Его помутневшие глаза, безучастно смотревшие в черное небо, к которому взвивались искры от костров, пробирали меня до мозгов костей. Я дрожал, кусая до крови губы, нехотя наблюдал за тем, как альфы кончают в него один за другим, как бьют его, как выворачивают измученное тело в удобные позы.
Когда я заметил кровь, меня затошнило. Алвар, все это время державший меня за волосы, скривился и отпустил меня, пока я выплевывал все скудное содержимое желудка на землю. Видимо решив, что с меня достаточно, он отдал знак одному из альф отвести меня обратно. Я не оборачивался, но когда мы проходили мимо притихшего Вебера, мне показалось, что омега был уже мертв.
Меня втолкнули в сарай, надели обратно кандалы, и я так и застыл, стоя у входа и глядя в никуда. Я всегда презирал Вебера Льюиса за тупоголовость и глупое восхищение поганым мужем, но я никогда не желал ему смерти. Я никому не желал смерти и подобных страданий. Может быть, окружавшие меня омеги и были безмозглыми идиотами, любящими жить на попечении альф и ни о чем не задумываться, но разве они заслуживали такой участи?
А ведь подобное, вполне возможно, ждало и меня. Я слишком насолил Олдвену, я заигрался, забыв о том, что он был вправе решать мою судьбу. Альфе незачем идти на уступки этих ублюдков, он не придет за мной. Не придет. Пронзившая меня мысль заставила колени подогнуться. Я рухнул на пол, чувствуя, как слабость окутывает тело.
Кто-то обнимал меня за плечи, гладил по голове, шептал успокаивающие слова. Позорно было всхлипывать в чужих руках, цепляться за чужую одежду, позорно было предстать перед ненавистными омегами такой размазней, но я никак не мог забыть глаз Вебера, из которых, казалось, утекла вся жизнь. Я так и уснул, впервые позволив себе принять помощь от постороннего человека.
Энтони Хэйл, обнимавший меня всю ночь, не задавал мне вопросов. Никто так и не решился спросить, куда исчез Вебер Льюис, а я не спешил делиться страшными воспоминаниями. Меня затошнило сразу же, как только я пришел в себя. Я забился в угол, оттолкнув Хэйла, и долго давился собственной слюной. Я чувствовал, как мою спину прожигают испуганные, любопытные взгляды, но у меня не было сил послать ничтожных омег куда подальше. Как только позывы тошноты прошли, я позволил Энтони напоить меня водой, а потом улегся на бок и затих.
Я больше не мог ни о чем думать и не желал шевелиться. Аппетит окончательно пропал, и следующие пару дней я упрямо отказывался от хлеба, отодвигая его в сторону Энтони. Мне хотелось исчезнуть, раствориться в окружавшей меня пустоте - быстро и безболезненно. Тело сковала слабость, я послушно проваливался в забытье и не возражал, когда посреди ночи Хэйлу взбредало в голову прижаться ко мне теснее и шептать бессмысленные ободряющие слова. По крыше сарая вновь барабанили дожди. Я тонул в липкой паутине безвременья без надежды выбраться из нее живым.
Все закончилось также внезапно, как и началось. Холодный дождь опалил щеки, я часто заморгал, пытаясь распахнуть слипшиеся, воспаленные глаза. Ноги едва меня слушались, но выгонявшим нас наружу альфам было плевать. Омеги дрожали, переглядывались, испуганно вскрикивали, но послушно опускались на колени, следуя команде. Я обессиленно упал на землю, уткнувшись коленями в грязную жижу. Под натиском дождя поляна превратилась в настоящее болото. День клонился к вечеру, но из-за плотного слоя туч темнота быстро окутывала лес, осложняя видимость.
Альфы собрались на поляне, возбужденно переговариваясь. Алвар дал им знак разойтись, затем махнул рукой в нашу сторону. Я прищурился, только сейчас разглядев опустившуюся перед ним на одно колено фигуру мужчины. Серый плащ укрывал незваного гостя с головы до пят, но из-за бушующего дождя это не вызывало ни капли удивления. Лицо было скрыто капюшоном. Сердце на секунду екнуло. Если нас выгнали наружу, то, скорее всего, хотели показать гонцу, который наверняка принес весточку от лордов, что мы еще живы.
- Как видишь, целы и невредимы. Ну, что, - Алвар повысил лихорадочно звенящий голос, - Говори, каково было решение твоих хозяев?
- Их ответ, - мужчина сделал паузу, чуть выпрямился, и я вдруг почувствовал, как отчаянно сбивается дыхание, потому что в один миг узнал этот решительный голос, - Нет.
Олдвен откинул капюшон прочь и ринулся вперед так быстро, что я не смог за ним уследить. Звон мечей и свистящих стрел внезапно заполнил окружающее пространство. Мешанина мелькающих тел ожила. Блеск стали, яростное рычание альф, болезненные выкрики, хруст веток и хлюпанье влажной земли - на нас, закованных в кандалы омег, никто не обращал внимания. Я ощутил, как рука Энтони схватила меня за шиворот и заставила прижаться к земле. Я не сопротивлялся, понимал, что так меньше шансов попасть под случайную стрелу.
Это продолжалось минут пятнадцать, может, двадцать. Потом бой стал затихать, остатки израненных бандитов устремились скрыться под пологом леса. Впрочем, никто не собирался дать им уйти просто так - группа из десяти элитных королевских стражников - сквозь пелену дождя мне еле удалось разглядеть знакомую форму - устремилась вслед за беглецами. Посреди поляны я наконец-то нашел глазами замершего Олдвена. Альфа стоял, тяжело опираясь на один из мечей, и неотрывно смотрел на раскинувшееся перед ним тело. Я приподнялся на локтях - мертвый Алвар валялся у ног Олдвена. Из его груди, на уровне сердца, торчал второй меч.
Звякнули кандалы. Невесть откуда взявшийся лорд Генри Хэйл, одной рукой обнимая рыдающего на его плече Энтони, дрожащими пальцами расстегивал тяжелые цепи. Я рассеянно покрутил головой. Все закончилось. Мы были спасены. И, вопреки моим страхам, Олдвен все же пришел за мной. От этой мысли грудь больно сжало, и я вцепился ладонью в одежду поверх собственного сердца. Он пришел за мной, несмотря на всю ту грязь, в которую я пытался его втоптать.
- Закари! - едва я успел подняться на ноги, игнорируя настойчивое головокружение, как оказался в объятиях мужчины. Мне было стыдно, что он видит меня таким. Волосы совсем слиплись от грязи, некогда дорогая одежда свисала с меня рваными лоскутами, комья влажной земли добавляли изюминку, украшая не только штаны, но и мое лицо. Наверняка, я осунулся и похудел. В общем, я выглядел отвратительно, но Олдвена, кажется, это совершенно не волновало.
В его руках было тепло и спокойно, и я уже почти расслабился, когда вдруг альфа склонился к моей шее и втянул носом воздух. Я резко оттолкнул его прочь. Нет, меня так и не тронули, альфе было нечего опасаться, но неожиданный поступок Олдвена внезапно напомнил мне, кем на самом деле я был. Я обернулся назад и обвел горьким взглядом поляну.
Я был спасен теми самыми альфами, которых так сильно презирал. Я оказался ни на что не годен и ничего не смог сделать для Вебера Льюиса. Я был всего лишь жалким пленником, способным лишь смиренно грызть заплесневелые буханки хлеба в ожидании, когда придет помощь. Я ничего не смог бы противопоставить своим захватчикам, даже не смог бы поднять меч и вонзить его в сердце проклятого Алвара - меня затошнило бы раньше, чем я увидел кровь.
Я был полным ничтожеством, заигравшимся в детские капризы. Слабаком, способным лишь кичиться красивым тряпьем и играть словами.
- Закари? - убедившись, что никто не покусился на мою девственность, Олдвен снова попытался меня обнять, но я оттолкнул его руку прочь и пошел вперед без его помощи, ловя искусанными губами холодные капли дождя, падающие с неба. Во мне было слишком много горечи и злости, слишком много понимания и страха и усталости и боли, чтобы добавлять в эту какофонию чувств стыд за собственную слабость. Я был полностью сломлен, я больше не мог ничего отрицать.
Мой проигрыш был предначертан в ту же секунду, когда я появился на свет. Я был омегой. Жалким, беззащитным, слабым куском дерьма.
Я был омегой. Таким же, как и все.