[kizune]

Название: Живой огонь
Автор:  Nebiru
Фандом: нема, эка невидаль оридж
Рейтинг: R
Жанр: омегаверс, романс, hurt/comfort
Размер: миди/макси
Саммари: Я ненавидел это. Я ненавидел свою природу. Я ненавидел это проклятое высшее сословие. Я ненавидел себя за то, что я омега. Но я должен был проиграть ради того, чтобы продолжить войну.
Статус: в процессе, 4/6

Пролог и Глава 1
Глава 2
Глава 3

Глава 4

- Северяне? Ты уверен? Бесчестные мрази, чем их не устроил мирный договор? Как можно было опуститься до такой низости?
- Генри, не кипятись, - голос Олдвена звучал устало, я не мог видеть его лица за закрытой дверцей кареты, но мне казалось, что альфа стоит, чуть сгорбившись и облокотившись бедром на специальную ступеньку, предназначенную облегчить карабканье в салон некоторым хрупким омегам, - Я разделяю твой гнев, но даже ты должен понимать, что договор - это всего лишь бумага. Она отразила намерение правящей верхушки закончить кровопролитие, но для обычных людей, потерявших в результате войны дома и семьи, это слишком мало. Именно поэтому их шайка настаивала, чтобы Его Величество отдал во владение Севера восточные земли. По сути, это было сумасшествием. Они действовали сами по себе. Я знал их вождя, Алвара. Прекрасный полководец, но после заключения мирного договора он просто исчез. Вероятно, уже тогда планировал похищение.
Вот значит как. Я оказался разменной монетой в политических играх безумцев. От досады мне захотелось рубануть кулаком по ближайшей твердой поверхности, но вот незадача - с того момента, как Олдвен донес мое полубессознательное тело до кареты, я не чувствовал в себе ни толики сил. Я честно пытался выдержать переход по лесу, из-за обилия дождей превратившегося в болото, но полчаса спустя чуть не рухнул лицом в вязкую жижу из грязи и мха. Благо, Олдвен успел меня подхватить. Дальнейший путь я продолжал перекинутый через его плечо. Я не стал возражать против столь неласкового обращения, альфа хоть и двигался по лесу гораздо уверенней, определенно испытывал сложности из-за дополнительной ноши.
- И, что, мы спустим это им с рук? - Хэйл не желал успокаиваться. Кутаясь в теплый плащ, который Олдвен заставил меня надеть, когда мы добрались до ожидающих нас на дороге запряженных экипажей, я вслушивался в его взволнованные шаги и давил накатывающую волнами горечь. Чем провинился перед северянами Вебер Льюис, чьи знания о войне, наверняка, не превышали планки столь часто произносимых в светских кругах слов «да где-то там, на севере»? Это было нечестно, отвратительно, омега ничем не заслуживал подобной судьбы. Но изменить что-либо было уже поздно. Сколько альфы не искали, даже его тела не смогли найти. У Вебера Льюиса не будет должных похорон. А у меня в воспоминаниях по-прежнему, словно назло, отчетливо стояли его мертвые глаза.
- Генри, прошу тебя, не стоит даже в мыслях развязывать очередную войну. Я не готов еще десять лет провести на границе. Официальную жалобу мы уже послали, пусть думают, как приструнить собственных людей. Но если мы продолжим этот замкнутый круг из обоюдной ненависти, пострадать могут уже твои дети, - слова Олдвена звучали разумно, но вынудили меня сжать зубы. Несправедливо, слишком несправедливо. И пусть наши похитители были мертвы, кто ответит за загубленную жизнь омеги? Эти мысли сводили меня с ума, но я мог лишь сопеть простуженным носом и давить подступающие слезы.
- Ты прав, прости, вспылил. Как подумаю, что могло случиться с Энтони, просто не в силах побороть злость. А он ведь беременный, представляешь, и сказать мне не успел до того, как все произошло. Остается надеяться, что с ребенком будет все в порядке, все же возраст немолодой уже… - тяжело вздохнул Хэйл.
- Все обойдется. У тебя чудесный муж. Не забудь послать весточку, что скажет врач, как доберетесь до дома.
Альфа что-то пробормотал в ответ, я расслышал удаляющиеся шаги, и в следующую секунду дверца кареты распахнулась, впуская в салон Олдвена. Он закинул внутрь свои ножны, совершенно не заботясь о том, что те упали мимо сиденья, крикнул кучеру трогаться с места и уселся рядом со мной. Я не ожидал, что он прижмет меня к своему боку, да еще и зароется носом в мои грязные прядки волос на макушке - и как ему не было противно? - но не стал его отталкивать. На это у меня не было ни сил, ни желания. Стыдно было признать, но рядом с Олдвеном я ощутил себя в безопасности. Тело расслабилось по своей воле, и совсем скоро я провалился в спокойный сон.
Я не помню точно, что пил и ел в пути. Выныривая из омута сновидений, я послушно принимал из рук Олдвена наполненные фляги и какие-то крохи еды. Я глотал, не запоминая вкуса, и снова проваливался в уютную бездну дремоты. Олдвен не беспокоил меня лишний раз, только подставлял свое плечо, заменявшее мне подушку, и я, ни о чем не думая, зарывался в него щекой. Карета неслась гораздо быстрее той клети, в которой нас перевозили, поэтому, хоть мне и показалось, что прошла вечность, совсем скоро мы добрались домой.
Дом. Олдвен разбудил меня поглаживанием по голове, я встрепенулся, сбросив его руку прочь и оглянувшись по сторонам. Несмотря на покрывавший меня слой грязи, чувствовал я себя чуток лучше, поэтому выбрался из кареты сам. Имение Олдвена встретило нас тишиной и покоем, пожухлой листвой под ногами и перечеркивающей всю эту мирную картину взволнованной вереницей тут же окруживших меня слуг. Пожилые омеги охали и причитали, потянув меня навстречу приветливо раскрытой парадной двери. С замиранием сердца я переступил порог и еле подавил набежавшее вдруг желание расплакаться.
Мне казалось, я достаточно слез пролил, будучи в плену. Но заботливые прикосновения и рой обеспокоенных вопросов от омег, которые совершенно точно меня не любили, поскольку я сам ежедневно доставал их своими глупыми капризами, окутывали меня странной теплой волной. Я позволил им помочь мне раздеться и довести до ванны, даже смыть с себя проклятый слой грязи. Все равно вряд ли я бы сумел самостоятельно как следует отмыть слипшиеся волосы. Меня закутали в чистые полотенца, сопроводили до спальни, помогли одеться, принесли плед и оставили дымиться на столе чай и до ужаса вкусный бульон. Когда я, наконец, остался в одиночестве, я упал на подушки и вытер самовольно побежавшую по щекам влагу.
За окошком потихоньку разливался ночной мрак, я задул лампу и зарылся под одеяла. Но задремать не получилось - сон, будто издеваясь надо мной, ускользал. Ветки под натужный вой ветра скреблись в окна, заставляя меня то и дело поддаваться дрожи. Раньше меня не беспокоила темнота, но я поймал себя на том, что представляю, будто дверь спальни сейчас распахнется, и внутрь ворвутся безжалостные северяне. Когда я накрутил себя до такого состояния, что мне послышалось голодное рычание неведомого зверя, я подхватил со стула тонкий полупрозрачный халат, спускавшийся до пола, накинул его поверх пижамы и направился вниз.
Дом был окутан мраком, но в основной гостиной еще догорал камин. Я тихо спустился по лестнице навстречу слабому свету. Сквозняки тут же попытались пробраться под одежду, заныли босые ступни - настил из ковров совсем не спасал от назойливого холода. Я не ожидал обнаружить Олдвена сидящим вразвалку в одном из кресел, поэтому замер на месте, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. Альфа полулежал с закрытыми глазами, откинув голову на спинку и устроив ноги поверх низкого стола, на котором обычно прислуга сервировала вечерний чай.
Расстегнутая на груди белая рубашка, домашние брюки, расслабленная поза, отсутствие излюбленных мечей - все говорило о том, что Олдвен по приезду тоже поспешил искупаться и каким-то образом умудрился заснуть в гостиной. Но возвращаться назад и снова дергаться из-за каждого шороха я не желал, поэтому осторожно прокрался к свободному креслу и забрался в него с ногами, подтянув колени к груди. В гостиной, несмотря на еще тлеющий камин, было холодно, но присутствие альфы по какой-то неясной причине быстро выместило липучий страх.
Не знаю, сколько я так просидел. Наверно, все же задремал, потому что в следующий раз я распахнул глаза, когда Олдвен позвал меня по имени. Он сидел на корточках рядом с моим креслом, сложив руки на подлокотник и устроив на них подбородок, и с любопытством разглядывал мое заспанное лицо. Я отвернулся, дернув плечом. Мне было неуютно под столь пристальным вниманием, но просить Олдвена уйти я не решился. Остаться одному означало снова столкнуться с глупым воображением, рисовавшим жуткие картины.
- Не спится? - догадался альфа, без спросу ухватил мою ладонь, спокойно обнимавшую колено, и тут же поднялся, с беспокойством оглядывая мою сжавшуюся фигурку, - Да ты же замерз совсем. Пойдем.
- Что? Куда? - мужчина потянул меня за руку, заставив соскочить с кресла, и я, пребывая в растерянности, не зная, то ли возмущаться неожиданному прикосновению, то ли сдаться, потому что пальцы Олдвена были до одури теплыми, последовал за ним. Замелькали ступеньки, залитые темнотой коридоры, я невольно озирался, хоть и мало что разглядел, доселе ни разу не исследовав эту часть дома.
- Куда же еще, ко мне, - улыбнулся альфа, словно предложил мне просто покататься на лошадях, а не провести ночь в его покоях. Я еще больше похолодел от страха, вздрогнул, уперся, будто маленький ребенок, ступнями в ковер, тут же собравшийся складками, отказываясь идти дальше.
- Олдвен, извращенец, ты спятил! Отпусти! Никуда я с тобой не пойду! - я отчаянно сопротивлялся, чувствуя себя так, словно меня вели на гильотину. В сознании вспыхнули свежие воспоминания о наваливающихся на Вебера Льюиса альфах, о его подрагивающем, измучанном теле, и мне пришлось прикусить губу, чтобы напомнить себе о том, что все уже закончилось. Я был дома. Олдвен послушно остановился, но руки моей не выпустил.
- Закари, ты хочешь остаться один? - нотки серьезности в голосе альфы меня чуть успокоили, и я застыл посреди коридора и кусачих сквозняков, стыдливо опустив голову. Я не мог открыто признать, что не хочу сейчас быть один, но это означало, что придется поддаться Олдвену и заглянуть с ним в его логово, где со мной могло произойти все, что угодно. Умом я осознавал, что думал о глупостях - ежели Олдвен с самого начала не позарился на мое беззащитное тело, то вряд ли стал бы делать это сейчас, но иррациональный страх и нежелание показаться слабаком не могли заглушить глупое волнение.
Альфа принял мое молчание за согласие и подтолкнул меня идти дальше. Мы остановились у невзрачной двери на третьем этаже, которую Олдвен открыл и пропустил меня вперед. Я нерешительно переступил порог. В камине приветливо трещали поленья. На каминной полке мерцали украшенные драгоценными металлами две объемные шкатулки. У большого окна примостилась широкая кровать, застеленная теплыми одеялами и укрытая пледом, но на этом скромное убранство комнаты и заканчивалось. Книжные полки пустовали, поверхность установленного в углу стола была девственно чистой, лишь расстеленные под ногами ковры, да постель, говорили о том, что в комнате кто-то живет. Правда, прищурившись, я заметил приставленные к одной из стен ножны. Значит, Олдвен и правда обитал посреди этой пустоты.
Мои собственные покои уже давно были завалены грудой бесполезных побрякушек. Книги, украшения, предметы одежды, измятые пергаменты, на которые я часто выписывал из литературы понравившиеся слова и выражения, сувениры и поделки, продававшиеся на столичных рынках. Ко мне даже частенько захаживали с кухни местные коты - против этих чудесных мурлычущих созданий я ничего против не имел. Они были такими же свободолюбивыми созданиями как я, и, как и меня, Бог не наделил их достаточной силой, чтобы долго и счастливо выживать в одиночку. Животные мне нравились. В них не было ни капли лжи. Даже если они хитрили, стремясь завлечь добычу в свои сети, они делали это, чтобы выжить, а не из глупой прихоти.
Олдвен закрыл за нами дверь и кивнул мне, чтобы я забирался в постель, на что я ответил ему полыхающим возмущением взглядом и нервно закутался в совсем не защищавший от холода халат. В комнате альфы было гораздо теплее, нежели у меня или в гостиной, но я все еще не мог согреться. Я потер продрогшие пальцы и внезапно вспомнил, что так и не надел назад обручальное кольцо. Отправляясь на проклятый омежий слет, я специально снял его, оставив среди других украшений. Это должно было стать моей маленькой местью за то, что мне пришлось бы провести целый вечер в компании недоумков. Отсутствие обручального кольца на пальце говорило о крайнем неуважении к мужу. А теперь вот мне вдруг захотелось нацепить его назад. Я не знал всех подробностей плана по нашему спасению, но все же Олдвен не отказался от меня и не бросил, не поступил так же безжалостно, как лорд Льюис со своим законным супругом.
- Ложись, не дури, я возьму второе одеяло, - успокоил меня альфа, и я, подавив грызший меня страх и появившееся невесть откуда смущение, быстро забрался на постель, оккупировав две просторные подушки и тут же укутавшись во все, что только можно было. Стало гораздо теплее. Олдвен еще в задумчивости походил по комнате, потом вышел в соседнюю дверь, действительно принес с собой второе одеяло и, видимо, не желая беспокоить меня, устроился с другого края кровати, не принимая никаких попыток подобраться ко мне ближе.
Засыпать в компании другого человека было крайне непривычно. Омега-папа часто оставался со мной на ночь, но после того, как его не стало, я всегда был один. Размеренное дыхание альфы убаюкивало меня, само его присутствие добавляло уверенности в завтрашнем дне, отгоняло неприятные воспоминания. Тени в углах вели себя послушно, ветер за окном, казалось, стал завывать намного тише. Я сам не заметил, как поддался непривычной уютной атмосфере и крепко уснул.
Утро встретило меня солнечными зайчиками, юркавшими по лицу. Я лениво потянулся, потом, вспомнив, где нахожусь, тут же сел на постели, однако волновался я напрасно. Олдвена в комнате не наблюдалось. Зато я был укрыт вторым одеялом, и от досады я с силой вцепился в мягкую ткань и заскрипел зубами. Как я докатился до того, чтобы показать свою слабость перед альфой? Это просто не укладывалось в голове. В утреннем свете ночные страхи казались далекими и смехотворными, но вычеркнуть предыдущий вечер из истории я уже не мог.
Я планировал вернуться в свои комнаты, но любопытный взгляд задержался на сверкающих золотом и изумрудами шкатулках. Поскольку Олдвен не спешил осенить меня своим присутствием, я подхватил одну из них с каминной полки, устроился удобнее на постели и осторожно распахнул красивую крышку. И тут же фыркнул - внутри лежали уже знакомые мне медали. Правда, я никогда не стремился рассмотреть их вблизи, поэтому сейчас без зазрения совести вывернул содержимое шкатулки на одеяло и, устроившись поперек кровати, принялся раскладывать медальки неровными рядами.
От звездочек и квадратов, кружков и треугольников, резных орнаментов, фигурок хищных животных, украшенных едва видимыми выгравированными надписями, зарябило в глазах. Золото, серебро, медь, драгоценные камни, сталь, даже железо - из чего только не была сделана это вычурная коллекция наград за храбрость. Странно было думать о том, что эти игрушечные побрякушки являлись подтверждением тому, что альфа прошел через немалое количество кровопролитных сражений. Хотя в том, что Олдвен умел биться не на жизнь, а насмерть я уже успел убедиться. В пылу боя он двигался так быстро, что я не мог за ним уследить.
Если вспомнил черта, всегда будь готов к тому, что черт появится на пороге. Вот и Олдвен, неожиданно вернувшийся в комнату, мог лицезреть, какое живописное поле из медалей теперь украшало его кровать. Нет, ну омега-папа конечно рассказывал, что лезть в чужое личное пространство, а уж тем более копаться среди чужих вещей, являлось недостойным поведением, но он никогда не говорил о том, что перебороть собственное любопытство практически невозможно. Впрочем, Олдвен совершенно не разозлился. Мне даже пришла на ум рассеянная мысль, а злился ли он когда-нибудь вообще? Ну, исключая историю с треклятыми мечами, но и тогда, несмотря на всю серьезность, он почти не показывал эмоций.
Альфа спокойно пересек комнату и сел на край постели, цепляя одну из медалей рукой. Ею оказался овал из золота, в центре которого было отчеканено озеро, испещренное глыбами льда. Олдвен покрутил медаль между пальцев, улыбнулся мне и тихо проговорил:
- Битва за озеро Сейт. Северяне вынудили нас отступить с берегов, где мы разбили лагерь, внезапной атакой. Когда мы поняли, что нас загоняют на лед, который вот-вот провалится, было уже поздно. Тогда я был простым рядовым. Мне повезло прорваться сквозь строй врагов, поэтому я не утонул и смог вытащить из воды нескольких людей. Кстати, одним из них оказался Генри. С тех пор мы дружим, но после этой битвы Генри совсем скоро понял, что карьера воина - не его удел. Он вернулся в столицу и встретился с Энтони, - Олдвен кинул медаль в шкатулку и поднял уже знакомую мне серебряную ель - те две медали, что он подцепил на мою кофту на балу, где мы впервые встретились, я все же отдал ему после свадьбы, - Бой за северные лесные угодья. Северяне знали эти места, как свои пять пальцев, и расставили немало ловушек. Немногие офицеры смогли провести свои отряды сквозь леса, обезвредить ловушки и при этом не погибнуть от постоянных набегов. Мне удалось, за что мне жаловали звание майора.
Понятия не имею, почему я заслушался Олдвена и не убежал к себе в комнаты. Его короткие истории походили на сказки, и я принялся выуживать из кучи медалек самые необычные по форме. Альфа так спокойно рассказывал про свои победы и поражения, словно сам не участвовал в них, и мое воображение рисовало заснеженные леса и горы, бравые ряды воинов, закованные в доспехи, таинственные ледяные пещеры и гроты с притаившимися в них опасными хищниками. Но когда я протянул Олдвену единственную медальку в форме меча, сделанную из простой меди, он вдруг осекся, замолчал и долго водил пальцем по невзрачному лезвию.
- Битва за Торелл, северный оплот, цепочку сторожевых башен, - наконец, произнес альфа, - Нас теснили. Кто-то должен был любым способом пробраться за стену и устроить диверсию, если мы хотели одержать победу. Эта была миссия для смертников. Нашлось несколько добровольцев, готовых отдать свои жизни. Их повел мой старший брат, на тот момент он был выше меня по рангу, и я не мог ему запретить. Конечно же, он не вернулся. В память о нем мне остался лишь его меч. Я использую его как парный, хотя обычно меч для не ведущей руки делают чуть легче и короче, потому что он предназначен для защиты и молниеносных выпадов.
Я стыдливо притих, разглядывая помрачневшего Олдвена. Я даже не знал о том, что у него был брат. И теперь стало ясно, отчего он так дорожит своими мечами, а я ведь еще посмел вышвырнуть их тогда из кареты. На секунду я пожалел, что невольно заставил его вспомнить прошлое. Боль, которую я испытал, потеряв омегу-папу, была несравнимой с чем-либо - должно быть, Олдвен прошел через нечто подобное. Я ринулся сгребать оставшиеся медальки в кучу и складывать их в шкатулку. На сегодня с меня было достаточно печальных историй.
Альфа встряхнул головой, помог мне собрать непослушные медали, зацепившиеся креплениями за ткань одеяла, закрыл шкатулку и поставил ее обратно на каминную полку. Потом улыбнулся мне и позвал вниз, сообщив о том, что завтрак уже накрыли на стол. Я с облегчением покинул его комнату, заглянул к себе, чтобы привести в порядок волосы и переодеться в более теплую одежду, отмахнулся от тут же насевших на меня взволнованных слуг и спустился вниз. Олдвен уже сидел за столом, склонившись над кружкой с горячим чаем. За окном дул ветер, но погода не была настолько мерзкой, чтобы просто так пропустить излюбленную конную прогулку - альфа редко появлялся за завтраком, предпочитая мне компанию своего драгоценного серого жеребца.
На протяжении всего завтрака мы незаметно играли с Олдвеном в гляделки. Он был спокоен как удав, а я не понимал, чем меня так привлекает его расслабленная поза. Я хмурился, ковыряясь прибором в наполненной тарелке - возможно, его присутствие помогало мне не возвращаться к мыслям о плене, но я бы раньше помер, чем открыто признал это. После еды я переместился с книгой в гостиную, и десять минут спустя заметил, что Олдвен, зарывшись в пергаменты, занял наблюдательную позицию в противоположном от меня кресле. Однако я не успел вспылить и сообщить ему о том, что не нуждался в няньках. В гостиную вошел управляющий, сжимая в руках запечатанный конверт.
- Еще один бал, к тому же сегодня, - с досадой пробормотал Олдвен, швырнув торжественную бумагу поверх своих свитков, - Добрые соседи, хоть постеснялись бы приглашение посылать.
- Я хочу поехать, - тут же выпалил я, не задумываясь. Мне захотелось окунуться в привычную атмосферу празднества, красивых одежд и долгих танцев. Казалось, если я вольюсь в родную стихию, то все встанет на свои места, вернется в колею, и я вновь почувствую в себе силы возвыситься над остальными и возобновить свою тонкую игру. Я буквально видел себя гордо скользящим по украшенной зале, перешептывающихся за спиной омег и горящие возмущением взгляды альф, жалующихся друг другу на то, что я вышел сухим из воды из такой опасной переделки.
- Закари, ты уверен? - отозвался Олдвен, внимательно вглядываясь в мое лицо, - Я не против поехать, но, честно говоря, думаю, что это не лучший для тебя вариант.
- А ты не решай за меня! - взбеленился я, кинул книгу на столик и отправился наверх искать подходящий бальный костюм. Обычно я испытывал радость и предвкушение, копаясь среди дорогого тряпья, что занимало мои обширные шкафы, но сейчас я ощущал лишь раздражение. Примерив пару нарядов, я послал все к черту и вытащил свой любимый красный костюм. Он сел на меня идеально, но, рассматривая себя в зеркале, я остро почувствовал, что что-то было не так. Только когда я надел обручальное кольцо на палец, я немного успокоился, поглаживая контуры сплетающихся тел ястреба и змеи.
Олдвен не стал мне препятствовать. Распорядился, чтобы подали карету, приоделся сам и два часа спустя уже ждал меня у распахнутой дверцы. Я не торопился залезть в салон. Карета хоть и была совершенно другой, но сам ее вид напоминал мне о моей последней неудачной поездке. Поскольку почти весь обратный путь до дома я провалялся в забытье, сейчас мне предстояло уговорить себя, что ничего страшного в предстоящей дороге не предвидится, тем более что я был не один. Хорошо, что Олдвен меня не подгонял, терпеливо стоял рядом, пока я все же не решился забраться внутрь.
Я не собирался покоряться своим страхам, но все равно непроизвольно дергался, когда карета замирала или снаружи доносился посторонний шум. Олдвен еще раз предложил мне вернуться домой, но я шикнул на него и приказал заткнуться. Мы добрались до одного из соседских поместий без каких-либо инцидентов. Возбужденные голоса и топот ног, ржание коней, ругань кучеров - знакомые звуки окружили меня, повергая в странное вязкое болото, в котором я не мог сделать ни шага. Обычно я смело выпрыгивал навстречу этому хаосу. Сейчас я рассеянно сжимал пальцы, скрытые перчатками, и лишь протянутая рука Олдвена помогла мне очнуться от этого неестественного состояния. Я ухватился за его ладонь и выбрался наружу.
Все было не так, как я себе представлял. Я не ввалился в зал, гордо распрямив плечи. Я не улыбнулся гостям надменной улыбкой. Я не поприветствовал хозяев торжества ехидными словами. Я вошел в зал, позорно прячась за спиной Олдвена, потому что в каждом встречном лице альфы мне внезапно стали чудиться похотливые морды северян. Пока я в беспокойстве оглядывался, Олдвен успел поблагодарить соседей за приглашение и отвести меня к столам с питьем, где тут же налил мне воды.
Мы долго простояли там, пока я не унял внезапно участившееся дыхание. Иногда к нам подходили альфы с супругами выразить почтение Олдвену и в недоумении отступали прочь, когда вместо вороха колких выражений я встречал их абсолютной тишиной. Я знал, что тем самым рисую в их сознании картинку наконец-то сломленного наглеца, но ничего не мог с собой поделать. Я едва сдерживался, чтобы не уйти прочь из зала.
Когда загремела музыка, Олдвен потянул меня в толпу танцующих. Он вообще всячески старался меня отвлечь, то бессмысленным разговором, то протянутой на тарелке закуской, то неспешной прогулкой вдоль накрытых столов. А теперь вот мы танцевали, и я от досады чуть не заревел, когда понял, что уже в шестой раз наступил на ногу альфе. Олдвен был прав. Ни один омега из похищенных не присутствовал на балу, даже Энтони. Нужно было остаться дома, я совершенно оказался не готов к выходу в свет. Чувствовал себя дрожащим от страха зверьком и надеялся, что немногие это заметят.
Совсем скоро омеги злорадно зашептались за спиной, но не это стало самым худшим из того, что случилось со мной в этот вечер. Музыка ненадолго стихла. Олдвен заботливо - за что я уже начинал его ненавидеть, но при этом был благодарен по самое некуда - наполнил мне бокал водой и загородил меня своей статной фигурой от сборища глупо хихикавших омег. Я вслушивался в спокойные нотки его голоса и даже был согласен покинуть бал, как только представится возможность, когда вдруг в зал, поправляя ниспадающий плащ, вальяжно прошествовал лорд Льюис.
Я ощутил, как дрогнули руки, хватка на бокале разжалась, и лишь чудом Олдвен успел его подхватить и поставить обратно на стол. Льюис был облачен в черное, вел себя сдержанно и мягко улыбался гостям, которые подходили к нему выразить искренние соболезнования. Молодые, незамужние омеги тоскливо вздыхали, строили глазки бедному милорду, втайне мечтая, чтобы он обратил на них внимание и, думая о том, как смогут окружить его своей заботой, если только милорд Льюис им позволит. А милорд Льюис, заправлявший отвратительным фарсом, печально кивал, встречался с ними взглядами, явно оценивая новых претендентов на звание будущего супруга.
Я почувствовал, как что-то во мне неизбежно ломается. Злость и отвращение пересиливали страх. Одно лишь слово, росчерк пера этого мерзкого альфы навсегда решил судьбу ни в чем неповинного омеги. Льюис даже собственного ребенка не пощадил. Я рванулся вперед, но Олдвен поспешно ухватил меня за запястье. Я не знал, откуда во мне родились эти слова. Я в отчаянье посмотрел на мужчину, одними глазами умоляя его отпустить мою руку.
- Пожалуйста, иначе я никогда-никогда себе не прощу, - я впервые просил альфу о чем-то. Олдвен тяжело вздохнул, но что-то в моем взгляде заставило его разжать пальцы и даже улыбнуться мне вслед. Мое сердце пропустило удар, но я не мог сейчас тратить время на размышления о том, каким необычным альфой оказался Олдвен. В эту секунду я был искренне благодарен ему - за спасение, за поддержку, за понимание, но впереди передо мной возвышалась фигура ненавистного Льюиса, и ярость быстро стерла все посторонние мысли.
Я подхватил со стола чей-то наполненный бокал с вином. Собравшая вокруг Льюиса кучка разодетых омег и альф закрывала к нему все подступы, но мне было не привыкать пробираться сквозь толпу. Я за секунду растолкал всех плечами, проигнорировав возмущенные возгласы. Бледное лицо с тонкими губами и холодным взглядом оказалось прямо передо мной, и я резко опрокинул вино прямо в эту мерзопакостную морду. Гости в ужасе шарахнулись от нас в стороны - увидеть подобную сцену посреди бала было редкостью. Бывало, что альфы вызывали друг друга на дуэли за нанесенное оскорбление или сердце омеги, но, стремясь избежать позора, знатные господа устраивали свои разборки вдали от светских вечеров. Да, один раз я и на Олдвена выливал вино, но альфа был моим законным супругом, и такой поступок в окончательном итоге списали на обычные семейные склоки.
Лорд Льюис не был моим законным супругом, но мне было плевать, в каком свете воспримут сие оскорбление окружавшие нас люди. Льюис глупо стоял, чуть разведя в стороны руки и глядя на то, как вино капало с его подбородка на расстегнутую на груди дорогую рубашку. Я понимал, что загубленная рубашка - слишком малая цена за его ублюдочный поступок, но это было единственным, что я мог сделать. Будь я альфой и умей я драться на мечах, я бы нашел причину вызвать его на дуэль и тогда навсегда бы лишил этого подонка его гребаного мужского достоинства. Чтобы больше ни один омега не пострадал от рук этого проклятого мерзавца.
- Ах ты, маленький сучонок… - недоумение Льюиса быстро превращалось в злобу, но я резко его прервал, швырнув бокал на мраморный пол. Звон разбитого хрусталя заполнил замершую залу. На нас с удивлением таращились и обомлевшие слуги и взбудораженные гости, и в этой оглушительной тишине я отчетливо произнес:
- А ты убийца.
Льюис открывал и закрывал рот, будто рыба, выброшенная на берег. Его лицо скривилось в гримасе ненависти, он покраснел, схватил меня за грудки, но я не сделал ни шагу назад и не отвел обвиняющего взгляда. Я знал, что это правда. Я видел собственными глазами, что сотворила эта правда с бедным Вебером Льюисом. Я помнил каждый его болезненный стон, каждый его всхлип, каждую бесстыдную позу, в которую сгибали его беззащитное тело. Я до одури хотел, чтобы этот поганый альфа передо мной испытал все на собственной шкуре.
- Докажи это, безмозглая омежья тварь, - зашипел Льюис, встряхнув меня за ворот рубашки, - Ну же, что молчишь, нечего сказать?
Я до боли прикусил губу. Мне действительно было нечего сказать. У меня не было никаких доказательств, кроме собственных воспоминаний. По словам Олдвена, которые я слышал еще на пути домой, Льюис, хоть и не принимал активного участия в организации спасения, все же оказал минимальную поддержку. Но все пятнадцать лордов получали отдельные, пусть и одинаковые послания, и отвечал ли кто-то из них на эти требования самостоятельно, не посоветовавшись с другими лордами, уже невозможно было узнать. Льюис выйдет - нет, уже вышел - сухим из воды.
Я почувствовал, как сзади меня за пояс обнимает рука. Льюис пытался встряхнуть меня еще раз, но Олдвен резко и с силой его оттолкнул. Альфы смерили друг друга презрительными взглядами, и Льюис, сжав зубы и чуть отступив, принялся приводить себя в порядок. Какой-то тупой омега даже протянул ему салфетку, чем заслужил фальшивую улыбку. К моему горлу медленно, но верно подступала тошнота.
- Я прошу прощения за отвратительную выходку, - Олдвен решительно прервал напряженный шепот, поползший по рядам гостей, - К сожалению, мой супруг еще не оправился от недавно случившегося несчастья. Было ошибкой так скоро появиться на балу, поэтому мы сейчас же вынуждены вас покинуть. Лорд Льюис, вы же разумный человек, смею надеяться, что вы… не в обиде?
Щека Льюиса дернулась. Он с явным усердием заставил себя сдержаться, но его полыхавший гневом взгляд ни в какое сравнение не шел с тем холодом, что сверкнул в глазах Олдвена. Я вмиг поверил, что такой альфа мог возглавлять целую армию, бесстрашно вести ее навстречу смерти и безжалостно убивать врагов, не жалея никого. Льюис порядочно струхнул, сообразив, что тягаться с Олдвеном ему не по зубам. Даже у меня мурашки поползли по спине, чего уж говорить об этом подлом выродке.
- Конечно… нет, милорд Олдвен. Я все понимаю, мальчик через многое прошел, - пробормотал альфа, сделав вид, что вконец озаботился испорченной одеждой. Инцидент был исчерпан. Омеги окружили Льюиса, предлагая ему свою помощь. Альфы собирались кучками, чтобы обсудить произошедшее, а я вдруг пошатнулся и понял, что все последние силы ушли на эту молчаливую борьбу взглядов, в которой я так ничего и не доказал. Впрочем, я ведь знал, что ничего не смогу доказать. Я сделал это для того, чтобы Льюис навсегда запомнил, что он - бездушная мразь и что на свете есть тот, кто в курсе его поступка. Если он думал, что впереди его ждет спокойная жизнь, то он очень сильно ошибался.
Я еле переставлял ноги, позволяя Олдвену поддерживать меня всю дорогу до кареты. Злость уходила, оставляя после себя дикую слабость. Я вымотался, я устал. В груди поселилась странная пустота, которую ничто не смогло прогнать - я даже не заметил, как мы добрались до дома, и что всю дорогу Олдвен прижимал меня к себе и гладил по плечу. Я не различал вкуса еды, послушно жевал то, что слуги ставили перед моим носом, покорно позволил себя переодеть и долго не отвечал на вопросы Олдвена, когда мы перед сном устроились в гостиной.
Я очнулся, лишь когда альфа неожиданно щелкнул меня по носу. За окнами гостиной было уже темно. Я сидел в кресле, укутанный пледом, обнимал себя за колени, а Олдвен зачем-то устроился у моих ног прямо на полу. Он выглядел хмурым и задумчивым, ерошил свои пепельные прядки волос, рассматривал меня так пристально, что я даже немного смутился. Что во мне было такого любопытного? Избегая его взгляда, я уставился на пламя в камине. Вечер мало чем отличался от вчерашнего, но что-то внутри меня отчаянно вопило, что все было не так.
- Закари, - позвал меня альфа, но я не обернулся к нему, продолжив следить за языками танцующего огня, - Я тут подумал… как ты смотришь на то, чтобы отправиться на зиму в мой фамильный замок? Там довольно уютно, только вот от столицы до него несколько дней пути. Если грянут рьяные метели, то раньше весны мы сюда не вернемся. В общем, на балы ты вряд ли попадешь, тем более что приглашения туда будут приходить с опозданием.
Балы? Я чуть не скривился. Да плевал я на них. Смотреть на рожу Льюиса и воркующих вокруг него пустоголовых омег было выше моих сил. Забавно, что раньше я не мог представить своей жизни без светских развлечений, а сейчас не горел желанием даже просто порыться в обширном гардеробе, чтобы выбрать красивый наряд. Похоже, Олдвен верно рассудил - мне нужно было отвлечься. Но поможет ли в этом новое место? Хотя были ли у меня другие варианты?
Я дал согласие, слабо кивнув головой. Ночь я так и провел в гостиной, отказавшись подняться наверх. Олдвен не оставил меня, невзирая на то, что сам почти не сомкнул глаз. Поправлял на моих плечах плед, приносил горячий чай и под утро отдал ворох распоряжений слугам, ринувшимся готовить наш отъезд. Я не стал брать с собой много поклажи - пара рубашек и брюк, теплая одежда, перчатки, вязаный шарф и удобные сапоги едва ли заполнили тот пузатый мешок, что слуги приготовили для моих вещей. Украшения и любимый кулон омеги-папы я убрал в ящик стола. Сейчас я чувствовал себя настолько потерянным, что теплые воспоминания нагоняли тоску.
Мы выехали в то же утро, но лишь после того, как Олдвен заставил меня наполнить желудок завтраком. Еда меня не привлекала, но настойчивость альфы быстро сломила мое сопротивление. В карете я задремал - бессонная ночь давала о себе знать. Меж тем погода менялась. Ветер крепчал, принося с собой морозную свежесть. Зима была уже на подходе, температура воздуха падала, и я бы не удивился, если бы на следующее утро смог лицезреть выпавший снег.
Путешествие до замка, занявшее у нас несколько дней, удачно отвлекало меня от назойливых мыслей. Дорога постоянно менялась, петляла, то уходила в глухой лес, то выныривала на холмы и поля, посреди которых ютились уютные деревеньки. Днем мы часто останавливались перекусить в трактирах, и я в любопытстве оглядывался на простой рабочий народ, весело подмигивающий мне из-за соседних столиков. Однако дерзкие альфы не спешили подобраться ко мне ближе - статная фигура Олдвена, возвышавшаяся рядом со мной, наличие мечей на его поясе и наша дорогая одежда отбивали охоту даже у самых ярых смельчаков.
Кучер гнал лошадей так, что к наступлению ночи мы неизменно оказывались рядом с постоялым двором. Сперва я не понимал, почему Олдвен не афишировал нашими именами и предпочитал заплатить за ночлег двойную цену, в то время как мы могли спокойно снять комнату за сущие гроши, ведь эти земли издревле находились во владениях его рода. Но, присмотревшись к тому, как вежливо и приветливо он разговаривал с простолюдинами, будь то омеги или же альфы, которые сразу расплывались в улыбке и торопились выбрать для нас комнату посветлее, я тут же оценил по достоинству его подход. Комнату действительно нам подбирали самую уютную, протопленную, с кроватью, застеленной чистыми простынями, а на завтрак не скупились приносить свежеиспеченный хлеб. Альфа умел разговаривать с людьми. Я бы так никогда не смог.
Спать мне приходилось рядом с Олдвеном, и нам не всегда удавалось выпросить второе одеяло. Я не настаивал на отдельной комнате, слишком непривычной была окружающая обстановка, да и мучавшие меня беспокойные сны продолжали бесчинствовать в моем сознании. А проклятый Олдвен снова проявлял чудеса деликатности. Спал, не раздеваясь, поверх постельного белья и успокаивающе гладил меня по голове, если я вдруг просыпался посреди ночи от кошмара. Скрывая полыхавшие от стыда щеки, я бурчал что-то невнятное, переворачивался на другой бок и старался провалиться обратно в забытье.
Фамильный замок Олдвена, расположившийся на горном возвышении, оказался настоящим творением искусства. Наверно, даже королевский замок, вокруг которого когда-то давно выросла нынешняя столица, ни в какое сравнение с этим великолепием не шел. Высокие каменные стены, к которым полукругом прилегал хвойный лес, соединяли опасные бастионы. Шпили внутренних башен взвивались под облака. С высоты птичьего полета на путников скалились искусно сделанные, устрашающие своим видом драконы и хищные птицы. На центральной башне и вовсе был выложен белой кладкой раскинувший крылья гордый ястреб. К главным воротам вела лишь одна дорога, по которой медленно катилась наша миниатюрная карета, и я вдруг понял, каким доселе маленьким и ущербным на самом деле был мой безопасный мирок - родительский замок не занимал и половины того пространства, что поглотило под собой это величественное строение.
Нас уже ждали, слуги почтительно кланялись, а двое пожилых дворецких-альф ненавязчиво обступили Олдвена, давая знать, что желают обсудить несколько животрепещущих вопросов. Видимо, Олдвен догадался послать вперед нашего приезда гонца. Альфа виновато на меня обернулся, но я пожал плечами и позволил ему заняться неотложным делом, а сам последовал за подозвавшим меня омегой в летах.
Внутреннее убранство замка поражало так же сильно, как и внешнее. Я подолгу замирал у старинных канделябров, позолоченных гобеленов, необычных статуй, рассматривал мраморную мозаику под ногами и заморские ковры. Больше всего меня удивило то, что замок содержался в идеальной чистоте - по крайне мере, какое бы жилое помещение мы не посетили, мне на глаза не попалась ни одна пылинка. Омега, которого звали Шоном и который, как я понял с его слов, был супругом одного из дворецких, устроил мне настоящую экскурсию по замку. Я еле запомнил дорогу в мои новые покои, а также в гостиную и столовую, в которых нам с Олдвеном предстояло обитать.
После сытного обеда Олдвен показал мне библиотеку и до вечера я зарылся в книги. Замок и неназойливая прислуга были мне по душе, и я не собирался врать самому себе - здесь, вдали от имения и столицы, мне было гораздо спокойнее - вскоре кошмары отступили, но все же я чувствовал, что чего-то не хватало. Даже роскошная кровать под алым балдахином, расшитым золотом, и расстеленные у жаркого камина шкуры быстро мне надоели. По вечерам Олдвен то болтал без умолка, пытаясь меня растормошить, то хмурился, делая долгие паузы, но я все равно отвечал неохотно и впадал в непонятную мне самому тишину.
Я никак не мог ответить себе на простой вопрос. Кем же я был? Раньше я бы гордо вскинул голову и заявил бы, что я лорд Закари Риген, омега, бросающий вызов всем светским устоям. Но что теперь? Моя фамилия изменилась, на поверку я оказался обыкновенным омегой, заигравшимся в несуществующую войну, и я понятия не имел, что мне делать дальше. Я не хотел становиться примерным мужем и рожать Олдвену детишек, я не хотел больше посещать эти лицемерные празднества и балы, но и сидеть вот так взаперти четырех стен я не хотел тоже. Я не видел выхода.
- Ты не против? - задумавшись, я не расслышал, о чем меня спросил Олдвен, но согласно кивнул. На его губах расцвела улыбка, и я насторожился, однако переспрашивать не стал. Вряд ли это было чем-то важным, может, альфа согласовывал со мной выбор блюд на следующий ужин. О том, что я ошибся, я узнал лишь две недели спустя, с возмущением наблюдая из окна за тем, как кружился первый снег и за тем, как лорд Генри Хэйл помогал Энтони выбраться из кареты. Олдвен и вереница слуг встречали их внизу, а мне оставалось лишь прижаться лбом к холодному стеклу и в раздражении зарычать.
Вот только скептической физиономии Хэйла мне не хватало за обедом, а чертов Энтони, всегда проявлявший чудеса проницательности, наверняка полезет в душу. Мне было несколько неуютно от мысли, что Энтони окажется рядом. Именно потому, что омега был там, со мной, в плену, и даже если ему посчастливилось не видеть того, что видел я, это вовсе не означало, что он ничего не слышал и не сообразил. Я не хотел выглядеть перед ним слабаком, неспособным забыть одно досадное воспоминание. А тот факт, что я тогда ревел на его коленях, и вовсе не мог себе простить.
За обедом я собирался поприветствовать гостей в своем старом невежественном амплуа, но как только в поле зрения попал Энтони, все ехидные слова застряли комом в горле. Энтони выглядел хорошо, улыбался и будто светился изнутри, но я все еще помнил его изможденное лицо, морщинки, собравшиеся у уголков глаз, и его голос, больше походивший на шелест, уговаривавший меня выпить хоть немного воды. Проклиная все на свете, я тихо пожелал доброго дня усталым путникам и спокойно сел за стол, игнорируя едва заметную улыбку довольного Олдвена.
Генри Хэйл застыл и вытаращился на меня, словно увидел привидение - Энтони даже пришлось положить руку на его плечо. Они ответили на приветствие, но я чувствовал, что омеге хватило лишь одного быстрого взгляда, чтобы прочесть меня, как открытую книгу. Я был уверен в том, что Энтони сразу понял, что я не в порядке, поэтому после обеда я поспешил укрыться в библиотеке - мне отчаянно не хотелось стать объектом чужого внимания. Я просто-напросто желал забыть произошедший кошмар.
Из моего укрытия ближе к ужину меня выдернул чертов Олдвен, ухватил меня за руку и клятвенно пообещал мне дать испробовать такой глинтвейн, что я в жизни не пил. Я нисколечко не соблазнился горячим напитком, но не ожидал такого напора, из-за чего растерялся и выдумать причину, по которой мог бы отказаться от силком навязанного мне общества, не успел. Пришлось пройти в гостиную, залитую лишь светом от горящего камина, и послушно упасть в свободное кресло. Энтони улыбнулся мне, и я быстро отвел в сторону глаза.
Кажется, эти трое сговорились. Олдвен и Генри Хэйл все больше увлекались бредовым разговором, а вскоре и вовсе дружно покинули гостиную, заявив, что отправляются в оружейную посмотреть на какие-то старые прадедовские стилеты. Энтони совершенно не удивился их неожиданному исчезновению, продолжал пить глинтвейн и рассматривал меня из-под прикрытых ресниц. Я поежился, не зная, куда себя деть. Бегство казалось слишком трусливым поступком. Гостиную охватила тишина.
- Такие манипуляторы, правда? - тепло улыбнулся Энтони, поглаживая распущенные прядки волос, - Глупые альфы. Всегда боятся поговорить открыто и сваливают все на омег.
Я промолчал, хоть и был частично согласен со словами Хэйла. Альфы любили манипулировать людьми и при этом не имели собственных мозгов, правда, в последнее время я допускал мысль о том, что исключения из правил на свете все же бывали. Поведение Олдвена по большей части никак не вписывалось в составленную мною еще в детстве картину - я не мог этого отрицать. Но разговаривать об этом с Энтони казалось мне странным.
- Закари, посмотри на меня, - попросил Энтони, и я нехотя встретился с ним глазами, потому что не в моих привычках было ускользать, когда мне так открыто бросали вызов, но Энтони лишь покачал головой и продолжил, - Я хотел поблагодарить тебя. Знаешь, пока мы были в плену, и я пытался поддерживать остальных омег, я совсем позабыл о себе. Генри часто укоряет меня в том, что я слишком добрый. Я старался думать о других, рассуждая так, что я достаточно пожил на свете, что у меня двое сыновей и что, ежели я не смогу выносить ребенка, то в конечном итоге я это переживу.
Энтони ненадолго затих, погрузившись в воспоминания, а я почувствовал, как у меня дрожат губы, а спина покрывается липким потом. Энтони благодарил меня, но за что? За ту дурацкую сцену с хлебом, когда я заявил всем, что он беременный? Какая глупость. Вот если бы я был сильнее, если бы я смог вырваться из плена, если бы смог спасти Льюиса, если бы я… Дыхание сбилось с ритма, я вцепился ногтями в подлокотники кресла, чувствуя, как в груди пульсирует рвущаяся наружу, так долго сдерживаемая боль. Слишком много этих «если».
- Если бы не те твои слова, после которых я стал есть этот мерзкий хлеб наравне с другими, возможно, я потерял бы свое дитя. Врач сказал, что все обошлось, но я был на грани выкидыша. Ты спас моего ребенка, Закари, и, вполне возможно, и меня… и Генри, - Энтони ласково поглаживал свой, чуть увеличившийся с того момента, как я видел его в последний раз, живот.
- Я? Спас жизнь? Что за отвратительный бред? - я сам не заметил, что произнес эти слова вслух, злость рвалась из меня наружу, и я подался вперед, срываясь на исполненный ярости и безысходности крик, - Что за чушь? Я… да я полное ничтожество! Я дерьмо, которое не заслуживает того, чтобы сидеть здесь и пить этот вонючий глинтвейн. Я гребаный трус, который мог лишь… лишь смотреть!
Я всхлипнул. Мне было уже все равно, что Энтони увидит мою истерику. Я больше не мог держать это в себе. Слезы застилали глаза, я соскользнул с кресла, упал на колени, но омега тут же оказался рядом и прижал к себе. А меня словно прорвало, я не мог остановить надрывные всхлипы, не мог взять себя в руки, не мог прогнать снова вспыхнувшие перед глазами ужасные картинки.
- Тише, Закари, все позади. Расскажи мне все, поделись со мной, незачем в одиночку нести такую ношу, - шептал Энтони, гладил меня по спине, пока я заливал его ажурный жакет слезами. Наверно, омега-папа, будь он жив, точно так же сейчас сидел бы со мной, успокаивал, не жалея собственного времени.
Молчать и дальше было выше моих сил. Я что-то хрипло говорил Энтони, сбиваясь на каждом слове, задыхался и начинал с начала, рассеянно повторял одни и те же фразы, забывал, на чем приостанавливал повествование. Я рассказал не только о плене и о несчастном Вебере Льюисе. Я вспомнил детство, и как одиноко мне было, и как страшно, когда пришла первая течка, и как тошно стало от осознания, что отец желал быстрее спихнуть меня на руки этим безмозглым альфам. Я говорил и говорил и говорил и никак не мог остановиться. Я не запомнил, сколько это продолжалось, но в какой-то момент я выдохся, опустил голову на колени Энтони и закрыл глаза.
Олдвен нес меня на руках до кровати. Я проваливался в сон, ощущая, как теплая ладонь убирала непослушные прядки с моего лица, как чужие пальцы ласково скользили по щеке. От этих незначительных прикосновений мое сердце пропускало удары. Наверно, в тот момент я был так слаб и настолько нуждался в тепле чужого тела, что сдался бы и позволил альфе сделать со мной буквально все, что тому бы пришло на ум. Но Лайл Олдвен лишь поцеловал меня в лоб и держал за руку, пока я окончательно не уснул.
Следующее утро встретило меня вихрившимися за окном снежинками. Я долго не двигался с места, наблюдая за их неспешным танцем. Странно, но внутри меня царило полное спокойствие, словно прошлым вечером я выжал из себя эмоций на несколько лет вперед. Нет, я по-прежнему не знал, чего мне ждать от будущего и к чему теперь стремиться, но меня это не волновало. Уверенность в том, что рано или поздно я найду ответ, пустила корни где-то глубоко в душе. Я неторопливо оделся и спустился к завтраку, где Энтони поприветствовал меня улыбкой и ринулся перекладывать в мою тарелку горы еды.
Через неделю лорд Хэйл выразил желание отправиться домой. Погода портилась, предвещая морозные месяцы и глубокие сугробы, и было бы досадно, если бы Хэйлу и Энтони пришлось провести зиму вдали от детей. Я не желал признаваться себе в том, что мне немного грустно расставаться с Энтони, ведь всю прошедшую неделю он не отходил от меня ни на шаг. Рассказывал смешные истории из своей жизни, вытаскивал на прогулки по красивым тропинкам в предместьях замка, делился впечатлениями от интересных книг. Большую часть времени я, конечно, молчал, но омегу это совсем не смущало. У меня никогда не было друзей, да и Энтони был гораздо старше меня, да и назвать наше странное общение дружбой я бы не решился, но чувствовал, что, если впредь мне понадобится помощь, то я смогу на него положиться. Это крайне необычное ощущение заставляло меня испытывать неловкость и окутывало коконом нестерпимого тепла.
Перед самым отъездом Энтони притянул меня в крепкие объятия, и мы простояли так несколько минут, пока лорд Хэйл, прощавшийся с Олдвеном, не махнул рукой омеге поторапливаться. Энтони поправил чуть сползший с моей шеи шарф, потрепал меня по прядкам волос и широко улыбнулся.
- Увидимся, Закари, - омега уже шагнул к карете, когда вдруг словно что-то вспомнил и повернулся ко мне обратно, - Ах, да, чуть не забыл сказать. Тебе очень повезло с Лайлом, Закари. Не бойся его просить о чем-либо, он разумный альфа и не откажет тебе.
Я не сообразил, что ответить. Энтони забрался в салон, следом за ним исчез лорд Хэйл, вежливо кинув мне на прощание, и карета тронулась с места, а вскоре и вовсе скрылась за высокими каменными стенами, опоясывающими замок. Олдвен предложил мне прогуляться перед обедом, и я молчаливо побрел вслед за альфой, слушая, как хрустит под ногами тонкий слой выпавшего за ночь снега. Слова Энтони все звучали в голове, подбавляя в рассеянную вереницу мыслей еще пущей сумятицы. Просить Олдвена, но о чем? Я ведь по-прежнему ни в чем не нуждался. Каждый день был обут, согрет и сыто накормлен.
Я остановился так резко, что вынудил Олдвена взволнованно ухватиться за мои плечи и заозираться по сторонам. То, что столь внезапно пришло мне в голову, самому мне казалось сущим бредом, от которого альфа отмахнется, не задумавшись ни на секунду. Но Энтони так уверенно произносил терзавшие меня сейчас слова, что я готов был рискнуть.
- Олдвен, - нерешительно начал я, но, поймав внимательный взгляд альфы, тут же выдохнул скороговоркой, - Я хочу научиться владеть мечом.
Альфа в удивлении отступил на шаг. Я прикусил губу, отводя глаза. Что же, верно, не стоило и пытаться. В конце концов, где это видано, чтобы светский омега носил на поясе настоящее оружие? Что-то до боли кольнуло в груди, я в поражении опустил плечи, но Олдвен вдруг поймал меня за подбородок и заставил выпрямиться, оценивающе скользнув взглядом по моей фигуре.
- Вечером заглянем в оружейную, найти для тебя подходящий меч будет непросто, - пробормотал альфа, - Но не беда, в крайнем случае попросим кузнеца. Однако предупреждаю сразу, Закари, поблажек можешь не ждать. Я научу тебя, но только если увижу, что ты действительно этого хочешь.
Я не мог поверить своим ушам. Он согласился? Олдвен согласился! Я пораженно смотрел вслед направившемуся к замку мужчине. Радость и доселе незнакомое мне чувство счастья заполняли меня изнутри. Шагая вслед за Олдвеном, я не мог сдержать улыбки. Я даже ударил себя по щекам, но проклятые уголки губ все никак не хотели опускаться вниз.
Я улыбался. Искренне. И впервые за очень-очень долгое время.