[kizune]

Название: Гарде́
Автор:  Nebiru
Фандом: Aldnoah.Zero
Пейринг, персонажи: Инахо, Слейн
Рейтинг: R
Жанр/размер: миди
Статус: 6/7
Дисклеймер: все не мое, кроме набора слов.
Прим.: Окай, глупая зарисовка ни о чем. Наверно, их будет еще парочка, поэтому пока оставлю статус «в процессе». Не знаю, будут ли они взаимосвязаны или нет, но рейтинг, скорее всего, поползет вверх, когда и если распишусь. А то что-то у меня эта пара уже второй месяц вызывает орды сплошного щенячьего визга и неспособность собрать мозги воедино, чтобы сформировать их в читабельный текст.

-1-

07.10.15 - 13.10.15
-1-
Не то чтобы Слейну нравилось играть в шахматы. Когда вся твоя жизнь превращается в череду разочарований и поражений, немудрено, что засевшая внутри горечь может выплеснуться и на обычную игровую доску. Тем более если твой противник Кайдзука Инахо - ходячий компьютер, замаскированный под живого человека. Выиграть партию в шахматы у Кайдзуки Инахо невозможно, но Слейн вряд ли бы достиг тех высот власти, с которыми ему пришлось распрощаться, если бы он не был хоть чуточку упрям. И если год назад в приступах ярости он расшвыривал шахматные фигурки по пустынному столу, то теперь, когда злость и клокочущая вина немного поулеглись, он с некоторым любопытством, которого сам от себя не ожидал, позволял втягивать себя в очередную интеллектуальную баталию. И, конечно, неизменно проигрывал, но это лишь придавало сил для будущего, тайно - или не очень - лелеемого реванша.

С течением времени ходы Слейна на черно-белой игровой доске становились все хитрее, но чертов Кайдзука по-прежнему ловко отбивал его атаки, рушил его продуманную защиту и ставил ему позорный шах и мат. Впрочем, бесстрастное лицо не выражало никаких эмоций. Слейн, как ни старался, ни разу не смог заметить на нем ни малейшего отблеска радости победы, и, наверно, только поэтому ему удавалось сдерживать закипающее раздражение. Слейн скрипел зубами, отворачивался от молчаливого противника и дожидался того момента, как Кайдзука поднимет свой зад и оставит его в покое до следующего визита. Которые, надо сказать, с течением времени по какой-то необъяснимой причине все учащались. Спросить напрямую Слейн не решался, потому что это послужило бы началом беседы, в которой он участвовать не хотел.

Кайдзуку он, вопреки мнению местного контингента охраны, не ненавидел, но до сих пор считал предательством тот факт, что ублюдок так и не выстрелил ему в лоб, когда у него был шанс. И хотя позже он узнал, что тот не нажал на курок, руководствуясь просьбой принцессы… теперь уже императрицы Ассейлам, засевшая в груди обида никак не хотела проходить. Слейн доверился Инахо тогда, на поле боя. Доверил последние минуты своей жизни достойному противнику, желая завершить этот ад под названием «жизнь» так, чтобы за чертой хотя бы было не стыдно явиться пред очи приемного отца и всех погибших во имя его идеи бойцов. Но вместо заслуженной смерти Кайдзука заставил его гнить в тюрьме и мучиться неизбежным чувством вины.

Слейн не отрицал, что в своем стремлении создать дивный мир для Ассейлам он зашел слишком далеко. Его ошибкой стало то, что он не верил в ее силы, в ее волю, в ее готовность жертвовать собой. В тот день, когда ее тело изрешетили пули, он отчаялся. С пьедестала силы и доброты и света принцессу Ассейлам столкнули слишком резко. Он увидел ее сломанной куклой, доброту и наивность которой использовали. Куклой, которую не смогли защитить. Куклой, которая не могла защитить себя. Быть может, если бы этого не случилось, Слейн никогда бы не решился окропить свои руки кровью и встать на сторону империи Верс.

Однако прошлого было уже не вернуть. Слейн с радостью встретил бы смерть, но Кайдзука лишил его и этого права, заменив его стальной решеткой и проклятыми, бессмысленными партиями в шахматы. Жизнь в тюрьме была слишком тихой и скучной, каждый серый день повторял предыдущий, но все же Слейн терпел, прекрасно понимая, что винить мог лишь себя. Да еще немного Кайдзуку Инахо, увы, предпочетшего проигнорировать один из самых важных постулатов кодекса чести, что издревле диктовал не измываться над побежденным соперником, а оборвать чужую жизнь.

Слейн встрепенулся, вдруг осознав, что уже добрые десять минут витает в своих мыслях, попутно раздумывая над следующим ходом. Наконец он передвинул фигуру на доске и чуть нахмурился. Судя по расположению шахмат, уже сейчас было понятно, что Кайдзука снова поймал его в ловушку заранее продуманной стратегии. Что ж, очередной проигрыш неминуем. Слейн поднял раздраженный взгляд на противника и удивленно замер.

Кайдзука Инахо, которому редко когда требовалось время, чтобы сделать следующий ход; Кайдзука Инахо, который всегда сидел на стуле до тошноты ровно, словно пытался догнать те шесть сантиметров разницы в росте между ними и тем самым лишний раз возвыситься над поверженным Слейном Троярдом; Кайдзука Инахо, который всегда говорил кратко и по делу и давил на Слейна своим чрезмерно пристальным и равнодушным взглядом… этот самый Кайдзука Инахо, новоиспеченный генерал-майор Объединенных Вооруженных Сил Земли, черт его подери, сейчас нагло спал, откинувшись на спинку стула и сложив руки на груди.

Слейн растерянно покрутил головой, высматривая охрану. Вокруг не было ни души. Верные цепные псы при появлении любимого майора привычно разбегались по своим личным делам - кто поесть, кто покурить, а кто и просто почесать языком. Слейн никогда не понимал, почему Кайдузка, при всем своем интеллекте, позволяет подчиненным вести себя настолько халатно. То, что Слейн за последние полгода не доставлял охранникам совершенно никаких проблем, еще не показатель того, что он и дальше будет оставаться примерным мальчиком. В конце концов, ему ничего не стоило сейчас перегнуться через стол и задушить Кайдузку Инахо… ну вот хотя бы его же собственным галстуком.

Слейн подавил смешок и в любопытстве подался вперед рассмотреть чуть склоненное лицо. Инахо и правда спал, равномерное дыхание едва слышно шелестело на приоткрытых губах. Растрепанные темные лохмы, которые по хорошему счету не мешало бы подстричь, частично закрывали черную повязку и бросали тени на бледную синеву, красующуюся под здоровым глазом. Кажется, кто-то очень сильно не досыпал. Слейн насмешливо ухватился за прядку волос и дернул за нее пару раз, однако Кайдзука так и не соизволил проснуться.

Несмотря на всю забавность ситуации, Слейн почувствовал, как раздражение вновь свертывается тугим клубком в груди. Если Кайдзука настолько устал, чтобы засыпать прямо во время своего визита, не стоило ли бы ему лучше отправиться домой и отдохнуть? Да и каким вообще образом можно позволить себе уснуть в присутствии ярого врага, лишившего тебя половины зрения и едва не отправившего на тот свет? Хотя, конечно, пусть и с неохотой, но Слейн готов был признать, что слово «враги» из описания их отношений с окончанием войны можно было бы и убрать. Они оба поступали так, как считали на тот момент верным. Единственным настоящим врагом, как теперь понимал Слейн, был он сам себе.

Черт с ним, с Кайдзукой. Раз он оказался настолько глуп, чтобы задремать во время шахматной партии, Слейн не собирался упускать редкую возможность проучить соперника. Поглядывая на еле слышно сопящего гостя, он осторожно переставил несколько черных и белых фигур на доске - так, чтобы игра смогла закончиться в его пользу. Слейн не сомневался, что Инахо, когда очнется, вспомнит точное расположение шахмат на доске, но, как говорится, не пойман - не вор.

Планшет, лежащий на противоположном краю стола, вдруг пискнул, заставив Слейна вскинуть голову. В последнее время Кайдзука с этим планшетом не расставался, хотя раньше охрана просила его оставлять все вещи перед входом в стеклянную кубышку, где проходили их встречи. Для чего нужна была эта странная комнатка, Слейн представлял плохо, ведь при желании он мог спокойно расшибить себе лоб о край железной койки в своей камере. Если же это было сделано с целью наблюдения за ним со всех сторон во время чужих визитов, то вопрос с отсутствием охраны на положенном месте стоял как никогда остро. Даже если сейчас за ними следили через установленные камеры, если бы Слейн вознамерился причинить своему собеседнику вред, он бы успел это сделать до прибытия охраны. Тем более что Кайдзука уже два месяца подряд просил своих сопровождающих снимать со Слейна наручники. Идиот.

Слейн тихо соскользнул со стула и неслышно подобрался к планшету. Слишком уж много времени прошло с тех пор, как в его тюремной жизни происходило что-то любопытное, поэтому он не смог сопротивляться внезапному порыву. Он осторожно дотронулся пальцем до гладкой поверхности, прогоняя черную заставку. С экрана ему улыбнулось приятное женское личико в обрамлении длинных волос. Надпись под фотографией гласила «Кайдзука Юки». Сестра?

«Нао-кун, прости, я не удержалась. Ты был слишком мил», - гласило сообщение, к которому была прикреплена вереница фотографий. Слейн без зазрения совести раскрыл файлы и замер, подолгу рассматривая каждое изображение. Если призадуматься, в них не было ничего особенного - просто Кайдзука Юки не постеснялась тайком запечатлеть своего младшего брата во всех возможных ипостасях. Спящего на диване посреди уютной светлой комнаты, уткнувшегося в кипу бумаг на рабочем столе, что-то ловко готовящего у кухонной плиты, неторопливо роющегося на полке в прихожей. Но Слейн почувствовал, как сердце пропустило удар, невольно сжавшись от привычной тоски и боли.

От каждой фотографии веяло уютом и теплом, семьей. Домом, где тебя ждут. Слейн едва ли помнил мать, бросившую его в раннем детстве, а отец… отец был слишком одурманен наукой, чтобы уделять Слейну достаточно внимания. У него никогда не было настоящей семьи. Если бы только Заацбаум не… нет, вспоминать об этом было еще тяжелее. Один отец любил науку больше собственного сына, а второй едва не убил единственного дорогого Слейну человека. Что ж, видимо, такому дерьму как Слейн с рождения предназначено страдать.

На одной из фотографий Кайдзука Инахо дремал в машине, но вместо повязки левую глазницу прикрывали растрепавшиеся от ветра прядки волос. Слейн поймал себя на том, что водит пальцем по лицу Кайдзуки на фотографии, словно желал отодвинуть отросшую челку прочь и воочию увидеть, действительно ли Инахо больше не прятал под повязкой никаких секретов. Искушение было слишком сильно, а Кайдзука, будто подыгрывая ему, вдруг забавно подался во сне вперед, устроил локти на столе и уткнулся в них лбом.

Все что ему оставалось сделать - это расстегнуть застежку. Вряд ли Инахо спросонья догадается проверить, держатся ли крепления. Слейн оставил в покое планшет и замер над Кайдзукой, осторожно запуская пальцы в темные прядки волос. Почему он все-таки застыл в последний момент, он и сам не понял. То ли его смутило давно позабытое ощущение прикосновения к другому человеку, от которого мурашки побежали вверх по локтю, то ли то, как Инахо во сне чуть подался навстречу его руке, словно впитывая в себя нежданную ласку.

Слейн растерянно погладил Кайдзуку по затылку, а когда понял, что именно творит, чертыхнулся и, быстро обойдя стол, плюхнулся обратно на свое место. По щекам неумолимо расползалось тепло, а в груди билась досада на собственную глупую выходку. Наверно именно поэтому, когда Инахо минут пятнадцать спустя вынырнул из пучин своей непреднамеренной дремоты, Слейн, не дав ему времени опомниться, зашипел, перегнувшись через стол и схватив того за галстук:

- Черт подери, Кайдзука, ты и мертвеца в могиле вынудишь перевернуться.

Вместо того чтобы спросить, чем было вызвано данное несправедливое обвинение, Инахо спокойно скосил взгляд на игровую доску и верно подметил:

- Ты передвинул пять фигур, Троярд. Теперь мне понадобится на двадцать ходов больше, чтобы выиграть.

Слейн вдруг ощутил, как злость исчезает в никуда, а ей на смену чудным образом приходит неведомое доселе спокойствие. Он дождался, пока Кайдзука сделает свой ход, и передвинул собственную ладью. В словах Инахо он не сомневался.

- Когда я выиграю, - в тон ему заявил Слейн, - Ты покажешь мне, что под повязкой.

Кайдзука внимательно на него посмотрел, съел его ладью конем и ничего не ответил. Однако Слейн для себя решил, что молчание - знак согласия, тем более что, судя по всему, день, когда он смог бы обыграть Кайдзуку Инахо в шахматы, все же был еще чересчур далек. Инахо поставил ему шах и мат ровно спустя двадцать ходов, как и обещал, затем привычно поднялся и неторопливо направился к выходу из комнаты.

Они никогда не здоровались друг с другом и не прощались. Слейну даже в голову ни разу не приходила мысль, чтобы окрикнуть бывшего врага хотя бы для того, чтобы бросить ему вслед что-нибудь гневное. В свою очередь Кайдзука Инахо ни разу не оборачивался, когда уходил, и никогда не обещал, что вернется. Но сегодня на полпути к двери Инахо вдруг замер, а его ладонь на мгновение неуверенно зарылась в ворох волос на затылке. Это длилось всего секунду, затем эхо возобновившихся шагов снова разорвало тишину залитого серебряным светом пространства.

Слейн стиснул зубы и сцепил руки в замок, дожидаясь возвращения охраны, которая должна была отконвоировать его обратно в камеру.

Будь он проклят, но он никак не мог понять, почему так неимоверно жгло щеки.

-2-

14.10.15
-2-

В его камере не было окон. Они были в холле, но охрана редко когда потакала его желанию замереть посреди прохода, чтобы понаблюдать за бегущими по небу облаками. В те дни, когда Кайдзука не тревожил его своими визитами, Слейн мог определить время дня лишь по электронным часам, что были высоко подвешены на стене вне его камеры, однако время здесь имело мало значения. Слейн мог проспать весь день, оставив еду на подносе нетронутой, и мог посвятить ночь физическим упражнениям, чтобы не сойти с ума от давящей тишины.

Первое время тишина приносила успокоение, давала волю накопившимся слезам, которые жгли щеки, когда никто за ним не следил. Но когда слезы закончились, а боль осталась, Слейн сполна ощутил настоящее предназначение тюрем. Здесь он не мог сбежать от себя. Он мучился кровавыми кошмарами, назойливыми мыслями, бесконечным сожалением, горькими воспоминаниями, и все чаще ему казалось, что однажды наступит тот день, когда одной лишь просьбы императрицы Ассейлам окажется недостаточно, чтобы поддержать тлевший огонек его жизни. Он отчаянно боялся, что снова ее подведет.

Дни и ночи сливались, Слейн играл с Кайдзукой в шахматы, заставлял себя жевать невкусный ужин, ворочался на койке, молясь о том, чтобы снова не увидеть во сне мертвое лицо Харклайта или заплаканные глаза Лемрины. И все чаще кусал губы, заламывал руки, все чаще тер виски и впивался ногтями в ладони. И все больше ему хотелось кричать - до хрипоты, до сорванного голоса, до жгучей боли в груди.

Когда всего становилось слишком много, Слейн садился в углу камеры и представлял себя пешкой. Обычной шахматной фигурой на двухцветной игровой доске. Он вспоминал то спокойствие, с которым Кайдзука парировал его продуманные ходы, расслабленную линию плеч, неторопливые движения пальцев, аккуратно переставляющих послушные фигурки. Он словно слышал еле различимый шорох синего пиджака и ровный голос, безапелляционно объявляющий «шах» и «мат». «Все закончилось», «все позади».

Эти чудные мысли странным образом помогали успокоиться - как и в этот раз. Слейн дремал, зарывшись носом в подушку и не позволяя себе провалиться в более глубокий омут снов, где его ждала новая порция мучений. Наверно, именно поэтому он сразу услышал шаги. Бывало, охрана проходила мимо его камеры, чтобы убедиться, что он не задумал чего-нибудь дурного, но они редко навещали его ночью, да и чаще, согласно правилам, работали в паре. И это точно были не шаги Кайдзуки. Инахо ходил уверенно и целеустремленно, не шаркал, не замирал, будто в испуге, и, главное, никогда не торопился, словно вместе со званием генерал-майора вдруг приобрел все время во вселенной, в чем Слейн весьма сомневался.

Ночной гость зазвенел ключами. Слейн медленно обернулся и сел на койке, рассматривая возвышающуюся в полумраке фигуру. Он сразу понял, что ничем хорошим этот визит для него закончиться не может. Слишком уж зверское выражение лица было у охранника. Резкий запах алкоголя заставил его поморщиться, но быстро все прояснил. По большей части охрана была к нему равнодушна, но Слейн замечал на себе парочку неприятных взглядов, в которых иногда читалась едва сдерживаемая ненависть.

Он мог бы дать отпор мужчине, но его плечи устало опустились. Пусть будет так. Он в очередной раз получит то, что заслужил, и вряд ли этот человек окажется изобретательнее графа Крутео. Может быть, отчасти Слейн даже хотел этой боли - он мог лишь сожалеть о своих ошибках, о том, сколько жизней загубил, но как-либо исправить это, загладить свою вину ему не дали шанса. Просто заперли в четырех стенах. Даже публичная казнь не казалась таким уж страшным исходом в сравнении с мыслью, что ему придется жить в этой тишине остаток долгой жизни.

Первый удар пришелся по лицу. Слейн рухнул с койки, проглотив невольный стон. Во рту разлился знакомый привкус крови. Рефлексы кричали подняться, поставить блок, увернуться от следующего удара, но Слейн позволил руке мужчины зарыться в его волосы и поднять себя с пола. Его швырнули к стене, словно вещь, он больно ударился затылком, уши наполнил неприятный звон. Мужчина что-то шипел, брюзжал слюной, рассказывал, с размаху пинал его ногой в живот.

Слейн не смог сдержать подступившую к горлу тошноту и вывернул содержимое своего желудка прямо на грудь. Так и знал, что не стоило ужинать. Чужая рука снова потянула его за волосы, протащила его безвольную тушку в центр камеры. Подошва тяжелого ботинка прошлась по его бокам, по спине, прижалась напоследок к лицу. Сознание мутнело от боли, дыхание застревало где-то в грудной клетке, но Слейн еле подавил смешок. Пытки Крутео в его памяти отложились куда ярче, чем это простое и незамысловатое избиение. Мужчина явно поддался эмоциям, перебрав после работы, но Слейн был даже благодарен ему. Такая открытая ненависть была куда слаще царящей вокруг пустоты.

Ему плюнули в лицо, оставили лежать в луже собственной блевоты и крови. Звон ключей, быстро удаляющиеся шаги подсказали Слейну, что ночное приключение закончилось. Вот только пошевелиться он не мог. Тело совершенно не слушалось, и он успел лишь с любопытством подумать о том, какие лица будут с утра у охранников. Может, ему повезет, и он успеет сдохнуть до утреннего визита не шибко талантливого шеф-повара с завтраком?

То, что его мечте не суждено сбыться, Слейн понял, когда в следующий раз ненадолго приоткрыл глаза. Он почти не слышал звуков, только чувствовал бушующую вокруг суету. Над головой буквально на секунду раскинулось безумно красивое серое небо, затем резко сменилось белым потолком фургона. Он огорчился, что не почувствовал ветра на щеках - наверно, из-за кислородной маски, которую прижимали к его лицу. Боли больше не было, словно кто-то накачал его тело ватой.

Белые халаты, вереница незнакомых рук и размытое синее пятно, примостившееся на лавке в углу фургона. Наверно, впервые Кайдзука Инахо не смотрел на него. Он сидел, сгорбившись, поставив локти на колени, и прятал лицо в ладонях. Слейн недолго оставался в сознании, недолго смаковал вкус неожиданной победы, но все то время, пока он боролся со сном, он не отводил взгляда от Кайдзуки, желая навечно запечатлеть этот момент в своей памяти.

В следующий раз он очнулся уже в больнице, судя по обилию сгруженных вокруг его постели аппаратов и капельнице, воткнутой в вену на руке. Дверь в палату была закрыта, на прозрачных стеклах красовались затянутые наглухо жалюзи, но сквозь загороженное окно все равно проникали лучики закатного света. Шевелиться было больно, но Слейн заставил себя сесть на постели, игнорируя боль в груди. Кажется, сломанных ребер избежать ему не удалось.

Словно почуяв, что он очнулся, в палату вошел Кайдзука, плотно притворил за собой дверь, закрыл ее свободной рукой на ключ. В другой руке он держал бумажный стаканчик с чаем, а через запястье был перекинут небольшой и пузатый пакет. На лице Кайдзуки снова не было ни одной эмоции, но одно то, что он выглядел дико усталым, уже порадовало Слейна. Инахо молча прошел к его постели, сгрузил стаканчик и пакет с неизвестным содержимым на тумбу, пододвинул себе стул и сел.

- Как ты себя чувствуешь?

- Дерьмово, - вообще-то Слейн не намеревался разговаривать с Кайдзукой, но ответ вырвался сам собой. Они редко беседовали друг с другом, в основном их короткие разговоры относились к партиям в шахматы. Иногда Инахо пояснял, с какого конкретно хода начинал загонять Слейна в ловушку, и заткнуть этот бесполезный поток информации было невозможно. Слейн всегда слушал, представляя, как запихивает одну из пешек прямо в уста любителя шахматных баталий - что в реальности грозило разъяренной охраной - и тихо зверел.

- Два сломанных ребра, едва не проткнувших легкое, ушибы, гематомы, сотрясение мозга, - спокойно перечислил Кайдзука, но что-то в его голосе вынудило Слейна приглядеться к Инахо пристальней, - Ты был без сознания два дня. Я вычислил виновника. Это было несложно. Ему будет предъявлено обвинение по надлежащей статье. Также я пересмотрел досье на всех работников тюремного учреждения. Трое в скором времени получат приказ о переводе. Шанс повторения ситуации нуль и одна десятая процентов из ста.

- Какая жалость, снова серые будни, - наигранно пожал плечами Слейн и зашипел, когда боль огненным всполохом прошлась по телу. Кайдзука на секунду замер, словно сдерживал порыв ринуться к нему и уложить обратно на постель, потом зашуршал пакетом и достал оттуда… апельсин. В ящике тумбы тут же нашлось узорчатое блюдце. Слейн завороженно следил за тем, как Инахо отделяет кожуру от фрукта и аккуратно раскладывает дольки по кругу, прежде чем протянуть блюдце ему.

- В нем много витаминов, - после долгого молчания, в течение которого Слейн так и не шевельнулся, зачем-то произнес Кайдзука.

Слейн смерил дуэт из Инахо и апельсина презрительным взглядом. На самом деле он хотел пить, но просить идиота принести ему стакан воды шло вразрез с остатками его гордости. Он осторожно лег обратно на подушку и отвернулся, краем глаза наблюдая за тем, как Инахо ставит блюдце на тумбу и обхватывает пальцами картонный стаканчик. Из глубины синего пиджака знакомо пискнул планшет, но Кайдзука проигнорировал призывную трель, поднялся со стула и застыл у окна.

Тяжелые жалюзи приоткрылись, еще больше заливая палату закатными красками. Если это был хитрый ход с целью привлечь его внимание, то, Слейн был вынужден признать, он удался. Однако Инахо не обернулся к нему, даже зная, что Слейн сейчас словно сумасшедший всматривается в узкие прорези жалюзи, впитывает в себя буйство вечерних красок, всеми крохами души тянется к той свободе, в которой ему навсегда отказано.

Слейн так и задремал, глядя на небо. Они оба смотрели на небо. Инахо неторопливо пил чай и молчал, и Слейн впервые, наверно, подумал, что признателен ему за столь неожиданный и незаслуженный подарок. Может быть поэтому в эту ночь он спал мирно, кошмары так и не пришли. Ему даже снилось, что безумно теплые пальцы укрывают его одеялом, нерешительно касаются его щеки. Ему хотелось уткнуться в чужую ладонь и выплакать всю накопившуюся боль, но даже во сне Слейн предпочитал не доверять никому - слишком изобретательными были его кошмары.

Наутро Кайдзука никуда не делся, только выглядел еще больше взъерошенным, словно всю ночь провел, сидя у его постели. Зато на тумбе стоял благословенный графин с водой. Ну и, конечно же, проклятые апельсиновые дольки, завернутые в полиэтиленовый пакет.

Пока Слейн с непередаваемым удовольствием глотал воду, Кайдзука наконец-то поднялся и направился к выходу.

- В следующий раз я захвачу с собой шахматную доску, - пообещал он, и Слейн заскрипел зубами.

- Черт тебя дери, Оранжевый, только попробуй принести сюда эту адову игру, и я клянусь, что запущу в тебя слоном. Если ты пытаешься извиниться за мое плачевное состояние, то лучше уволь к чертовой матери повара, который приносит мне в тюрьме эти гребаные, тошнотворные обеды! - гневно кинул ему в спину Слейн.

Инахо, невозмутимый как скала, молча закрыл за собой дверь. Правда, вернулся уже на следующий день.

И принес с собой контейнер с домашней едой.

-3-

15.10.15 - 18.10.15
-3-
Это был чудесный вечер. Слейн потянулся, наслаждаясь приятной истомой, заполнившей тело после долгого принятия душа. Один из охранников, дежуривших как раз в этот день, по какой-то непонятной причине питал к Слейну зачатки симпатии, и ему не составило труда уговорить напарника пойти проветриться, пока Слейн плескался под горячей водой лишние пятнадцать минут. Небывалое везение. Особенно с тех пор, как его обнаружили на полу камеры избитым.

Надо отдать Кайдзуке должное - теперь со Слейна сдували пылинки, насколько это вообще возможно в отношении заключенного. Но не было больше в его сторону ни гнетущих, ни косых взглядов, ни резких реплик, исчезли даже редкие, но грубоватые тычки в плечо. Однако и процент исполнительности, с которой охрана подходила к своим обязанностям, значительно возрос. Слейн уже устал просыпаться посреди ночи, заслышав неторопливые шаги бодрствующих надзирателей. Впрочем, и в этом был свой плюс - его сны не успевали достичь той кошмарной стадии, при которой он вскакивал с койки в холодном поту, с зареванным лицом и отчаянно глотал собственные крики.

Но все же Слейн чувствовал, что этот вечер был совершенно другим. Не хотелось ни о чем размышлять и вспоминать, сонливость восхитительно давила на плечи, и он уже предвкушал, как уткнется носом в подушку и хотя бы на одну ночь забудет обо всех несправедливостях на свете. Даже от еды на оставленном ему подносе с ужином исходило завораживающее благоухание специй. Да, в конечном итоге Кайдзука не поленился и повара заменить. Слейн теперь намного охотнее набивал желудок, а уж о том какой радостью светились лица охранников с момента этого неожиданного нововведения, можно было слагать басни. Слейн только и слышал, как ежедневно они просили подменить друг друга, чтобы сбегать в столовую за добавкой.

Он рухнул на койку, вдохнул в себя аромат чистого постельного белья - сегодня как раз принесли замену - натянул одеяло на плечи и улыбнулся. Совсем чуть-чуть, краешками губ.

Именно в это волшебное мгновение стихло эхо шагов, громко звякнули ключи, и настырное шуршание пакетов разлетелось по камере. Сделав глубокий вдох, Слейн сел на постели и медленно повернул голову в сторону неизвестного гостя. Так и есть. Его личная Немезида в лице Кайдзуки Инахо неторопливо вплыла в камеру. Конечно, ведь это было в порядке вещей - притаскиваться поздно вечером к опасному заключенному, сгружать на его пустынный стол ненавистную шахматную доску и… вешать пиджак на спинку стула?

- Какого черта? - не удержался Слейн, радуясь тому, что улегся спать в своих тюремных обносках, ибо предстать перед Кайдзукой Инахо во всей своей обнаженной красоте, изуродованной так и не сошедшими шрамами, ему еще как претило.

- Я останусь на ночь, - Инахо как обычно рубил с плеча и совсем не утруждался дать внятное объяснение своей загадочной выходке.

Слейн досчитал в уме до десяти, успокаиваясь. Сонливость как рукой сняло, заныли сросшиеся ребра, в висках застучало. Зато желание заехать Кайдзуке кулаком по лицу усилилось троекратно. Ничуть не смущаясь направленному на него гневному взгляду, Инахо удобно устроился на оккупированном стуле, расставил шахматные фигурки по своим местам, водрузил локти на стол и принялся играть сам с собой, чем немало удивил Слейна.

Следующие десять минут прошли в полнейшей тишине. Слейн в любопытстве смотрел на Кайдзуку, а Инахо не отводил взгляда от шахматного поля. Ходы Кайдзуки становились все запутанней и нелогичней - видимо, выкладываться на полную катушку против себя самого оказалось нелегким делом, либо же Инахо не так уж и стремился продемонстрировать ему степень своего мастерства.

Темноту в камере разгонял лившийся из холла свет - ночью лампы в камере выключали - поэтому Слейн не сразу заметил то, что все-таки заставило его подняться с постели, завернувшись в одеяло. Будучи в тюрьме, он едва ли вспоминал о смене времен года, однако зимой, несмотря на отопление, по помещению лихо бродили сквозняки. Одеяло ему сейчас ничуть не мешало. Слейн пододвинул себе второй стул, сел напротив Кайдзуки и нахмурился.

То, что изначально показалось Слейну замысловатой игровой стратегией, таковой не оказалось - Инахо откровенно сливал партию. Просто переставлял фигуры на доске, куда придется, руководствуясь одними лишь правилами их хода. Смотреть на это почему-то было невыносимо. Как и на бинты, опоясывающие правое запястье. И глубокую ссадину на щеке.

Слейн небрежно отмахнулся от руки, потянувшейся походить черными фигурами, и сделал ход сам. Они доиграли партию молча, и Слейн вопреки всему не сдержал усмешки, когда Инахо удалось выиграть даже эту жалкую пародию на игру. Кайдзука осторожно наклонился, чтобы достать из-под стола еще один пакет, и, хотя на его лице не промелькнуло ни одной морщинки, Слейн понял, что дело явно не ограничивалось бедой с запястьем и выглядящей весьма невинно под слоем тонального крема ссадиной.

Инахо поставил на стол два контейнера с аппетитным содержимым, предложил ему палочки, которые Слейн взял чисто чтобы занять руки. Домашняя еда Кайдзуки была великолепна - если не божественна - но сейчас он не хотел есть. Гораздо больше его интересовало, почему Кайдзука заявился к нему в таком плачевном состоянии, вместо того чтобы отлежаться в больнице или дома. Он даже палочки еле держал, устремлял на них подозрительно долгие взгляды, будто только сейчас подумал о том, что лучше было захватить с собой обычную ложку или вилку. Да и жевал неохотно, ссадина на щеке явно его беспокоила. Слейн не удивился бы, если бы наутро обнаружил на лице Инахо помимо раны знатный синяк.

- Рассказывай, - Слейн, пожалуй, впервые дал позволение Кайдзуке завести с ним беседу, - Если, конечно, это не государственная тайна. Этого добра я в свое время нахлебался, так что обойдусь.

Инахо поправил черную повязку, отложил палочки и спокойно встретил его взгляд, сцепив руки в замок.

- На меня было совершено покушение. Я ожидал этого, только несколько позже, - будничным тоном сказал он, словно в очередной раз встретиться лицом к лицу со смертью было для него обычным делом, - В качестве контрмеры я пустил в ход разработанный заранее план, но в связи с получением повреждений вынужден отсиживаться в безопасном месте.

- В безопасном месте? - улыбнулся Слейн, прицеливаясь в Инахо палочкой.

- Слейн Троярд не настолько глуп, чтобы причинить вред человеку, от которого зависят условия его заключения, - подтвердил Кайдзука и секунду спустя добавил, - И не настолько плох.

- Оу, - рассмеялся Слейн, втыкая палочку в один из рисовых шариков, - А Кайдзука Инахо уверен, что он хоть что-то знает о Слейне Троярде?

- Да.

Слейн даже порадовался, что ничего не ел в этот момент, потому что наверняка бы подавился. Уж больно это «да» было сказано с такой уверенной и финальной интонацией - с той самой, с которой обычно Инахо произносил «шах» и «мат». Это бесило, но в то же время странным образом было приятно. Значит, Кайдзука все-таки не считал его безжалостным убийцей и узурпатором власти, и в своем стремлении облегчить ему тюремные будни руководствовался не только обыкновенным гуманизмом и просьбой императрицы Ассейлам.

- Ты заинтриговал меня, Кайдзука, - признался Слейн, - Какой идиот заточил зуб на героя Второй Межпланетной Войны? Полагаю, нужно обладать достаточными средствами и связями, чтобы настолько припереть генерал-майора к стенке, что он вынужден прятаться в компании мертвого врага.

Инахо пропустил шпильку мимо ушей и заверил его:

- Это всего лишь временная мера. К утру уже все решится.

- Но все же? - допытывался Слейн. Инахо вдруг оперся на спинку стула и потер здоровый глаз. Было так непривычно видеть его таким… человечным, что Слейн замер, рассматривая опущенные плечи и чуть дрожащие от усталости руки. Кажется, Инахо и сам не ожидал проявить подобную слабость, потому что тут же положил ладони обратно на стол. Наверно, ему стоило прилечь, но в камере Слейна была лишь одна койка.

- Насколько я знаю, графы империи Верс тоже… практиковали устранение нежелательных в будущем соперников, - наконец-то озвучил правду Кайдзука и замолчал, уставившись на фигурку черной ладьи.

- А, - догадливо кивнул Слейн, и они оба затихли. Кайдзука выглядел так, будто разговор вытянул из него последние силы. Слейн поежился, невольно вспомнив тот день, когда он спустил курок в сидящего напротив него человека. Каким же он был глупцом. Что стоило ему просто обезоружить Инахо? О чем он думал, беря лишний грех на душу? Хотя думал ли, на самом деле… было ли у него время думать? Он был так зол на то, что Ее Высочество пострадала. Тогда он и представить не мог, что это был ее собственный выбор. Он считал, что земляне обращались с ней как с куклой, но в конечном итоге куклой ее сделал он.

Неудивительно, что сердцем она выбрала Кайдзуку. Одно время Слейн ревновал, но когда он собственными руками разрушил ее возможное счастье, ревности не осталось, только безумная горечь и сожаление о своем выборе. Он всегда был недостоин императрицы, всегда был бесполезен - даже те крупицы знаний, что он передавал ей о земле, в большинстве своем оказались ложными. Каким же глупым и наивным ребенком он был. Граф Крутео не зря стремился выбить из него всю дурь.

Забавно, что Инахо не пытался отомстить ему за порушенное счастье. Слейн не был слепым, он прекрасно видел, на какие жертвы шел Кайдзука ради принцессы Ассейлам. Она не была ему безразлична. Любой другой бы на месте Инахо постарался усложнить ему жизнь, а Кайдзука зачем-то таскал ему вкусные подачки, играл с ним шахматы и заботился об отношении к нему охраны. Нет, спросить напрямую Слейн бы все равно никогда не решился, вполне вероятно, эта загадка когда-нибудь умрет вместе с Кайдзукой Инахо.

Если, конечно, Кайдзука не умрет сейчас, расшибив себе голову о пол. В последний момент Слейн ухватил его за плечо, помогая усесться обратно на стул. Инахо очевидно держался на жалких остатках воли и вбитой за годы войны в память тела военной выправке. Слейн не знал, как отреагирует охрана, если увидит своего любимого начальника валяющимся в бессознательном состоянии посреди камеры, да и, по правде говоря, не особо горел желанием узнать.

- Кайдзука, ты невыносим, - вздохнул он, обходя стол, чтобы подхватить Инахо под мышки и поднять его на ноги, - Ты отнял у меня Ассейлам, разрушил все мои мечты, растоптал мою гордость и запер меня тут, чтобы я никогда не знал покоя, а теперь еще вынуждаешь делиться теми крохами личного пространства, что сам же мне отмерил?

Инахо едва переставлял ноги, его растрепанная макушка невзначай устроилась под подбородком Слейна. Если бы Кайдзука не оказался таким тяжелым, Слейн бы наверно посмеялся из-за той ситуации, в которой они оказались. Ну какой заключенный по собственной инициативе потащит тюремщика в свою скромную койку? А так он лишь стиснул зубы, дотащил Инахо до постели и сгрузил его поверх одеяла, терзаясь сложным выбором снимать или не снимать с горе-майора одежду.

К его вящему неудовольствию победил порыв не осквернять свежесть постельного белья больше возможного. Охрана вряд ли выдаст ему чистый комплект назавтра, да и просить их Слейн не собирался. Хотя теперь к нему и относились без зачатков агрессии, даже о такой степени доверия и речи быть не могло. Хватит с него унижений, за всю жизнь сполна наелся.

Слейн снял с Инахо галстук, расстегнул рубашку, застыл на долю секунды при виде бинтов, опоясывающих грудь и плечо. С рыком стянул с безвольного тела ботинки и, расстегнув ремень, потянул штаны прочь. Хорошо, что Кайдзука так и не очнулся. Если бы он вздумал сделать какой-нибудь комментарий по поводу происходящего, Слейн бы точно не выдержал и заехал ему кулаком по лицу.

Бедро Инахо тоже было перебинтовано, но Слейн быстро натянул на него одеяло, подпихнул под голову Кайдзуки край подушки и перевел взгляд на залитый светом холл. Ночная смена уже должна была заступить на дежурство и начать обходы, однако утекали в небытие минуты, но тишину тревожило лишь еле слышное сопение Инахо. Скорее всего, Кайдзука отдал приказ не тревожить их до утра.

Слейн встал, пошагал по камере, размял плечи, с раздражением съел один рисовый шарик и закрыл оба контейнера, так и оставшихся неубранными на столе. Порылся в кармане пиджака Инахо, с дьявольской усмешкой вытащил оттуда планшет, но в этот раз удача была явно не на его стороне - планшет, приветливо пискнув, запросил пароль.

Еще полчаса спустя, когда стало ясно, что Кайдзука так и не придет в себя в ближайшее время, Слейн с досадой осознал, что ему придется либо не спать всю ночь, либо пытаться уснуть, сидя на неудобном жестком стуле, либо… отодвинуть Кайдзуку к стенке и устроиться на самом краю постели. Слейн сложил руки на стол, отставив вездесущую шахматную доску в сторону, и уткнулся в них лбом. А ведь вечер так хорошо начинался…

Наверно, он все же задремал. Дрожь прошлась по спине, заныли онемевшие руки, холод скользнул под тонкую ткань легкой футболки. Электронные часы, словно издеваясь, показывали, что прошло всего сорок минут. Слейн понял, что окоченеет, если проведет так всю ночь. Похоже, за что бы Кайдзука ни взялся, волей или неволей, но доводил все до абсурда.

Чертыхаясь, Слейн решительно подвинул Инахо к стенке, лег на бок, спиной к нему, на край койки и натянул на себя часть одеяла. Стало гораздо теплее. Слейн не собирался засыпать, но через какое-то время его веки поползли вниз. Смотреть на полоски льющегося из холла света было скучно, и убаюкивало.

Заацбаум улыбнулся ему, вложив в его ладонь пистолет. Слейн пересчитал пули. Раз. Глотая кровавые пузыри на губах, Харклайт в мольбе ухватился за рукав его пиджака. Два. Тело Лемрины выгнулось красивой дугой, алые капли разлетелись в невесомости хаотичным дождем. Три. Ассейлам пронзительно кричала, с остервенением била руками по закрытой наглухо двери, ссаживая ногти до крови. Он вскинул пистолет. Подушечкой пальца погладил спусковой крючок. Звук третьего выстрела был подобен раскату грома.

Кричала не Ассейлам. Кричал, захлебываясь слезами, он сам. Вскочить с постели, забиться в угол, обнять руками колени и спрятать в них лицо - своеобразная ночная рутина, к которой он давно привык, но сегодня что-то было не так. Чужая рука удерживала его на месте. Глотая воздух и отчаянно пытаясь вырваться, еще не до конца понимая, где сон, а где реальность, Слейн забился в чужой хватке, словно птица, попавшая в силки, но хватка так и не дала слабину.

Кайдзука Инахо молча прижался щекой к его щеке и не отпустил его даже тогда, когда Слейн до боли впился пальцами в его ладонь, без слов умоляя отпустить его на волю. Осознание действительности уже пришло, но слезы все еще просились наружу, несмотря на уже порядочно заплаканное лицо. Кайдзука уже однажды видел его слезы. Слейн не хотел подобного повторения. Слейн не хотел, чтобы Кайдзука видел его таким - слабым, беспомощным, беззащитным.

Его не отпустили. Он вскрикнул от досады, прикусил до боли губу, но мысли не формировались в слова. Перед глазами все еще стояли кровавые картинки, в ушах еще звенели роковые выстрелы, он все еще нажимал на курок. Он хотел спрятать лицо в подушке, но получилось только чуть повернуть голову, выгнув шею - Кайдзука Инахо прижимался к нему, держал его, смотрел на него, на его оголенную, порочную, греховную душу, а потом вдруг обнял его второй рукой и просто сказал:

- Это был всего лишь сон.

Слейн мало что запомнил из оставшейся ночи. Кажется, он плакал, пока не кончились слезы. Кажется, он позорно цеплялся за теплые руки Инахо, словно они были единственным якорем во внезапно разразившейся буре. Кажется, в один момент он выдохся настолько, что уснул в чужих объятиях. Кажется, кто-то шепнул его имя - и столько горечи и тепла отозвалось в его груди на этот неизведанный зов, что он бы снова заревел, как не пристало мужчине, если бы еще оставались силы.

Когда он в следующий раз открыл глаза, часы показывали два часа дня. Слейн был заботливо завернут в одеяло, на столе, в сторонке от шахматной доски, ютились оба полупустых контейнера, но Кайдзуки уже не было. Слейн вздохнул с облегчением, перевернулся на спину и уставился на потолок.

Болели глаза, в которые будто насыпали кучу песка, настырно стучало в висках, неприятно ломало тело. Он чувствовал себя бесконечно усталым и пустым, он пытался ненавидеть Кайдзуку за то, что тот не ушел, когда Слейну это было так нужно. Но так предательски горела щека, и так растерянно цеплялись за смятую простыню его подрагивающие пальцы, которыми он касался Инахо, что Слейн не смог себя заставить.

Кайдзука Инахо был не первым человеком, который видел его слезы. Но Кайдзука Инахо был первым, кто видел их и не пожелал уйти.

-4-

27.10.15-25.11.15
-4-

Видимо, устав от перепадов его настроения, Кайдзука решил применить другую стратегию. Слейн отчасти ожидал этого, но методы Кайдзуки почти всегда ставили его в тупик. К тому же у Слейна не было настроения злиться. Всю свою злость он выместил еще накануне, расшвыряв чертовы шахматы по всей камере и попав в Инахо как минимум двумя пешками. К сожалению, коня, летевшего по четкой траектории, конечным пунктом которой являлся не скрытый повязкой глаз, Кайдзука в последний момент ловко перехватил ладонью.

Зато ссадина, оставшаяся на его лице в результате тесного свидания с одной из вычурных остроконечных пешек, смотрелась великолепно. Силы Слейн на бросок не жалел - слишком долго сдерживал ярость, которая вот уже несколько месяцев подряд требовала выхода. Но вот то, что Кайдзука будет стоять на месте столбом и в первые секунды даже не попытается прикрыть лицо рукой, стало для Слейна неожиданным сюрпризом. Нежась в объятиях враз посуровевшей охраны, распластавшей его по полу, Слейн с недоумением наблюдал за тем, как Инахо ощупывает собственную щеку, а затем неторопливо покидает кубышку.

Обратно он вернулся уже с пластырем, и этот чертов пластырь, украшенный узором забавной россыпи милых желтеньких цветочков, настолько контрастировал с его безэмоциональным лицом, что Слейн едва не прыснул со смеху. Впрочем, это было тогда. Сейчас его больше занимало, чем в очередной раз решил потрепать остатки его драгоценных нервов Инахо.

Усталость сковывала тело. Слейн буквально чувствовал, как она расползается по венам и давит на него невидимыми тисками. Мало того, что он так и не смог уснуть, но и на часах было всего пять утра, когда Кайдзука явился в его камеру и вынудил его встать с постели. Слейн молча тер глаза и, толком ничего не понимая, шел следом за ночным гостем. Кажется, его шатало. Он даже не запомнил, как на выходе охрана одела на него наручники. Он встрепенулся лишь когда липкий морозный воздух окутал его объятиями тумана.

Снаружи должна была царить поздняя весна, но туман скрывал все вокруг. Не было видно ни неба, ни здания, оставшегося за плечами - только очертания военного джипа с горящими фарами неторопливо проступали впереди. Слейн моргнул, поежился от холода, попытался рассмотреть дорожку под ногами, но тщетно. Предрассветная темнота и настырный туман скрывали все.

Осознание того, что они действительно вышли наружу, что охрана осталась за воротами и что никого кроме Кайдзуки Инахо вокруг больше не было, пришло только сейчас. Словно почуяв, что его голова наконец-то заработала, как положено, Кайдзука полуобернулся и, ухватив его за наручники, повел его вперед. Они дошли до машины, Инахо любезно распахнул перед ним дверцу, и Слейну ничего не оставалось кроме как забраться внутрь, отчаянно пытаясь понять, снится ли ему это, или все же Кайдзука окончательно тронулся умом.

- Дай угадаю, ты решил смилостивиться и отвезти меня в укромное место, чтобы пустить заслуженную пулю в лоб? - с долей надежды полюбопытствовал Слейн, когда Инахо уселся на место водителя.

Кайдзука не ответил. Звякнули ключи, рев мощного мотора огласил необозримое пространство. В салоне воцарилась тишина. Машина двигалась медленно, будто окутывающие ее клубы тумана цеплялись за нее невидимыми щупальцами, вынуждая постоянно сбавлять скорость. Где-то там, за плотной серой завесой липкой влаги, едва заметно прорисовывались очертания берега. Что лежало за его полосой - широкая река или начало бескрайнего океана - Слейн не знал. По большей части он смотрел на тонкую железную цепочку, соединявшую кругляши наручников на его запястьях.

Дорога не заняла много времени. Совсем скоро Кайдзука припарковался, позволил Слейну выйти из машины и обернуться по сторонам. Под ногами красовалась аккуратная дорожка из песка, уходящая вглубь туманной пелены. Чуть в стороне жались друг к другу ряды ухоженных клумб. Однако Слейну быстро наскучило вглядываться в плотную завесу тумана, скрывавшую все подробности живописного места. Прищурившись, он мог различить силуэты высоких деревьев, а еще где-то неподалеку журчала вода. И, хотя, конечно, текущая обстановка ни в какое сравнение не шла с его тесной тюремной каморкой, насладиться ею как следует Слейн не мог из-за вездесущего тумана. Оставалось дышать непривычно свежим воздухом и выпытывать из Кайдзуки правду.

- Что мы делаем здесь, Кайдзука? - наконец Слейн озвучил терзающий его вопрос, облокотившись на капот джипа.

- Прогноз погоды обещал туман. Вероятность того, что кто-то выберется в парк в такое раннее время и при таких погодных условиях мизерна. Нас никто не увидит, - отозвался Инахо, но прежде чем Слейн успел прожечь его взглядом за малосодержательный ответ, Кайдзука распахнул заднюю дверцу джипа и вытащил из салона два картонных стаканчика, плотно закрытых крышкой.

Слейн с любопытством снял крышку, когда Инахо отдал ему один стакан, и принюхался. Хмурясь, нерешительно сделал глоток. Горячий кофе обжег губы, язык, проскользнул огненным всполохом по горлу. Слейн прикрыл глаза, грея пальцы о потеплевший картон. От понимания, что Кайдзука вывез его черти знает куда скорее всего просто для того, чтобы попить кофе на свежем воздухе, несмотря на очевидный риск и его вчерашнюю некрасивую выходку, безудержно хотелось смеяться. Инахо оказался настоящей загадкой. Загадкой, которую Слейн не имел ни малейшего желания разгадывать, но она его, несомненно, забавляла.

Слейн поставил стаканчик справа от себя и поднял скованные руки, чтобы ткнуть пальцем в пластырь на щеке Инахо.

- Больно? - ехидно поинтересовался он, нажимая посильнее, но Кайдзука лишь молча оттолкнул его ладони, и Слейн, досадливо цокнув, вытянулся на капоте. Туман так и не шел на убыль, но где-то там наверху над ним нависало серое рассветное небо. Слейн с тоской думал о том, что вряд ли ему повезет в ближайшем будущем увидеть солнце. Когда-нибудь, много лет спустя, он так и сдохнет в своей клетке, словно ручной зверек. Никому ненужная птичка с подбитыми крыльями.

И как же было сложно именно в эти моменты, когда он понимал, что воспоминаний об императрице чертовски не хватало, чтобы заставить его дышать и двигаться дальше. Она хотела, чтобы он жил, но ни разу не пришла к нему сказать об этом. Да, он виноват, он оступился, он не достоин ее внимания, но все же, все же… Хотя бы один визит, одну незамысловатую встречу, один живой взгляд… ему хватило бы и письма, написанного ее рукой. Он жизнь положил на то, чтобы она осталась жива, чтобы страдания ее народа закончились. Он даже не злился на то, что Слейна Троярда запишут в анналах истории, как человека, покушавшегося на ее жизнь. Неужели он настолько безразличен, настолько противен ей, что не заслуживает хотя бы минутки ее времени? Но зачем тогда она просила Кайдзуку его спасти?

Слейн горько улыбнулся. Его мысли снова блуждали по кругу, и эта клеть в его сознании была куда неприятней, чем железная решетка его камеры. Тяжесть вновь окутывала тело, расползалась по венам и сдавливала его невидимыми тисками. Злость на Кайдзуку, на то, что он видел Слейна на пике его слабости, на то, что посмел прикоснуться к чуть ли не последнему, сокровенному барьеру, что Слейну было дозволено выстроить в неволе, окончательно ушла. Он прогорел также быстро, как вспыхнул, завидев накануне своего мучителя в обнимку с шахматной доской.

По сравнению с его внутренним адом, Кайдзука Инахо был лишь досадным недоразумением. Бессмысленной пешкой перед лицом ферзя, готового сделать решающий ход.

Слейн дремал, ежа плечами от холода. Иногда сон был единственным спасением от лихорадочных мыслей. И хотя капот машины не располагал к удобству, ощущение твердой поверхности под спиной было куда лучше привычной койки. Словно он завис где-то в безвременье, между свободой и несвободой, между днем и ночью, между жизнью и смертью, между едкой горечью и безумным весельем. И от этого ледяного спокойствия, окутывавшего душу вместе с липкими прикосновениями тумана, было даже как-то спокойно и очень хорошо.

Ровно до того момента, как Кайдзуке Инахо вдруг не приспичило завозиться где-то у него над ухом и не укрыть его своим чертовым пиджаком.

Слейн проклял все на свете. У него не было сил шевелиться, не было сил швырнуть проклятый пиджак на землю. Кайдзука однозначно издевался над ним, проявляя совершенно абсурдную заботу. Слейн ненавидел его за это, за то, что Кайдзука заставлял его испытывать эти эмоции, вытаскивал на свет из бездны боли и сожалений и одиночества огонь злости, желание драться, отстаивать свое право на жалкие остатки собственной гордости.

Будто вовсе не воля императрицы, а Кайдзука Инахо - своими надоедливыми визитами и опостылевшими Слейну играми в шахматы - вынуждал его сердце биться.

Ему хотелось выть, но он мог лишь стискивать зубы и впиваться пальцами в теплую подкладку чужого пиджака и смотреть, бесконечно зло смотреть на Кайдзуку, не позволяя слезам досады вырваться на волю. Победитель и проигравший. Да разве могло быть по-другому?

В этот раз Кайдзука первым отвел взгляд. Никто из них больше не нарушил тишину. Кайдзука молча сел в машину, когда завеса тумана стала потихоньку проясняться. Слейн забрался на переднее сиденье и также молча кинул смятый пиджак в сторону Инахо, захлопывая дверь.

И, может быть, Слейну показалось, но когда они добрались до здания тюрьмы и Инахо отконвоировал его обратно в камеру, зазвенев ключами, на секунду его плечи опустились, прядки темных волос скрыли усталый блеск в неспрятанном под повязкой глазу, а с губ едва слышно сорвалось тяжелое дыхание. Всего на секунду, но Слейн вдруг увидел по ту сторону решетки свое собственное сломленное отражение. Но радости это не принесло.

Кайдзука уже давно ушел, а Слейн все сидел и смотрел на свои пальцы, которые еще совсем недавно грел о стаканчик с горячим кофе, и думал о том, что, возможно, он тоже ломал Кайдзуку. Рушил его запланированные будни своим существованием, срывал на нем злость, вынуждал нести на своих плечах груз знания, которое могло повлиять на судьбу пока еще хрупкого мира.

И никак не мог понять, почему же Инахо до сих пор не переложил ответственность на кого-нибудь другого. Почему не отказался от постоянных визитов? Почему рисковал, кидая Слейну подачки в виде больничного ухода и прогулок на природу? Почему доверял настолько, что не боялся остаться с ним наедине? Почему не таил злобы, когда злость Слейна оседала на его теле редкими синяками и ссадинами, как вчера?

Слейн не был уверен, что хочет знать ответ.

5-