~Never to forget~
Название: Живой огонь
Автор: Nebiru
Фандом: нема, эка невидаль оридж
Рейтинг: R
Жанр: омегаверс, романс, hurt/comfort
Размер: миди/макси
Саммари: Я ненавидел это. Я ненавидел свою природу. Я ненавидел это проклятое высшее сословие. Я ненавидел себя за то, что я омега. Но я должен был проиграть ради того, чтобы продолжить войну.
Статус: в процессе, 5/7
Пролог и Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
читать дальшеК наступлению весны я начал делать неплохие успехи в обращении с мечом и временами даже слышал похвалу из уст самого Олдвена. Надо сказать, наставником он оказался серьезным и заставлял меня не только кружить по дуэльному залу до изнеможения, но и зарываться в тематические книги и постоянно тренировать собственное тело. Если Олдвен и делал скидку на то, что я был омегой, то по вечерам я, валясь от усталости на кровать, совершенно этого не замечал. Однако я и не думал жаловаться. Я был счастлив.
Рукоять моего нового меча украшал искусно сделанный горный орел. Меч мы все же подобрали мне в оружейной замка. Олдвен рассказал, что клинок принадлежал его прадеду-альфе, которого природа по какой-то неясной причине обделила ростом и телосложением, поэтому оружие для него пришлось специально заказывать у мастера-кузнеца. Я обхватил пальцами рукоять, скользнув жадным взглядом по опасному лезвию, и тут же ощутил, что именно этому клинку суждено стать моим верным другом. Он был гораздо легче, чем мечи Олдвена, изящней и будто нашептывал мне больше никогда его не отпускать. В ответ на эти слова Олдвен улыбнулся и рассказал мне забавную легенду, согласно которой наши далекие предки умели общаться с миром вокруг посредством мыслей, и оружие зачастую само выбирало своего хозяина. Я фыркал, но отвести восхищенного взгляда от меча не мог.
Зима навалила глубоких сугробов, гоняла по величественному замку сквозняки, по ночам вынуждала меня накидывать поверх одеяла теплые шкуры, но каждое утро я неизменно выползал из постели и, как малое дитя, восторженно несся навстречу новым занятиям. Иногда Олдвену приходилось силком тащить меня за обеденный стол, чтобы я мог прерваться на еду, но даже во время трапезы я умудрялся закидывать посмеивающегося альфу ворохом интересующих меня вопросов.
Конечно, когда дело доходило до настоящих поединков, я все еще не мог заставить Олдвена сдвинуться с места. Он использовал только один меч, вторую руку и вовсе держал за спиной и парировал мои удары так быстро и с такой силой, что я не успевал сообразить, каким образом я внезапно оказывался на полу. Олдвен учил меня делать ставку на скорость и ловкость, убеждая смириться с тем, что в сражении с большинством альф, я неизменно проиграю им в силе. Он ругал меня, когда я ненароком вкладывал в удар больше энергии, чем следовало. Я скрипел зубами, но слушался, оттачивая молниеносные выпады и стараясь следить за тем, чтобы не запутаться в собственных ногах.
Слякотная весна, а за ней и солнечное лето подкрались совершенно неожиданно. Олдвен не спешил возвращаться в окрестности столицы, а я и думать забыл о балах и званых вечерах, ходил по замку в предназначавшихся для тренировок одеждах, один вид которых в прежние времена вызвал бы у меня стойкое отвращение. Пару раз Олдвен пытался подтрунивать над моим крайне взъерошенным состоянием, но я тут же его заткнул, ткнув носом в тот факт, что сам он вечно расхаживал в своих дурацких льняных рубашках, которые носили разве что простолюдины.
Энтони регулярно слал мне весточки, интересовался, в порядке ли я, рассказывал в письмах о том, как растет в животе его малыш, как над ними обоими трясется от волнения Генри, и как он уверен в том, что в этот раз обязательно родит омегу, ведь это с детства было его мечтой. Мне все еще было неуютно затрагивать тему детей, но молчать в ответ на исполненные теплом и радостью послания, казалось невежественным. Я отвечал ему кратко, упорно прогоняя нависшую надо мной неловкость и подолгу засматриваясь на потолок, гадая, не будет ли лишняя информация выглядеть неуместной. Когда я все же сообщил ему о том, что упросил Олдвена обучить меня бою на мечах, то получил в ответ письмо, в котором Генри Хэйл после ободряющих строчек Энтони оставил внизу возмутительную кляксу со словами «Передай этому старому дураку, что он совсем чокнулся!». Над этой суровой кляксой Олдвен хохотал несколько дней подряд, чем я без зазрения совести пользовался, пытаясь пробить его защитную стойку.
Наверно слуги разделяли мнение лорда Хэйла, потому что после окончания наших тренировок охали и причитали, выбегая ко мне навстречу с полотенцами и кадками с теплой водой, а заботливый омега Шон каждый вечер заставлял меня принимать горячую ванну и приносил целую кучу баночек и пузырьков с восхитительно пахнувшими маслами. Я пользовался ими, когда усталые мышцы начинали ныть чересчур сильно. Впрочем, несмотря на неизбежные синяки и растянутые мышцы, тело становилось все более послушным, и я чувствовал, как по моим венам течет само дыхание жизни.
Олдвен приучил меня ухаживать за мечом и перед нашим возвращением в имение подарил мне выполненные на заказ ножны. Если не считать обручального кольца и того золота, что я самолично потратил на вычурные тряпки, это был его первый подарок мне, к тому же красивые ножны быстро пришлись мне по душе. Пока Олдвен показывал, как застегивать пояс, осторожно оборачивая его вокруг моих бедер, я застыл, вдруг осознав, что альфа стоял слишком близко. Меня никогда не смущали его прикосновения во время тренировок, но сейчас его сильные, уверенные пальцы, мимолетно прошедшиеся по бедрам и животу, вызвали такую волну жара, что я резко отступил на шаг назад.
Что за черт? Пришлось прятать вспыхнувшее лицо среди прядок волос. Олдвен не шагнул следом за мной, но вопросительно склонил голову, и я рассеянно пробормотал, что справлюсь сам, и сбежал наверх, как последний трус. Складывая полюбившиеся мне за зиму вещи в мешок, я отчаянно искал ответ на вопрос, какого черта я вытворил внизу, но понимал, что ответ мог быть лишь один, и он меня дико пугал. Я же не…? Нет, этого быть не могло. Олдвен нравился мне как наставник, а не как… Может, моя злость и уверенность в том, что все альфы и омеги на свете - тупые и недалекие создания, и улеглась, но я по-прежнему не планировал вить уютное семейное гнездышко. Это было уделом Энтони и других омег.
В конце концов, я списал все на приближавшуюся течку, хотя до нее было еще около двух недель, и на том примирился со своим внутренним «я». Было грустно расставаться с великолепным замком, но Олдвен убедил меня, что мы можем спокойно вернуться сюда к следующей зиме. Я бы предпочел и вовсе не уезжать, но накануне взмыленный гонец привез из столицы сообщение, что Его Величество вскоре будет давать бал в честь окончания года со времени подписания мирного договора с северянами. Олдвен горько вздыхал, что, как отставной генерал, двадцать лет просидевший на границе, из которых около пятнадцати прошли именно в королевском кругу советников и военачальников, пропустить такое событие он просто не имел права.
Засим мы тронулись в путь. Трактирщики и хозяева постоялых дворов встречали нас с улыбками и рассказывали о готовящихся празднествах в честь минувшего в мире и спокойствии целого года жизни. Я зачарованно слушал о гуляниях у костра, о пьяных танцах, о хранившемся в бочках заморском хмеле, о выбранном на убой домашнем скоте. Олдвен не мешал мне проявлять любопытство, но сам по большей части угрюмо молчал, лишь платил за еду и ночлег. Это было не похоже на его обычную манеру поведения, но заметил я это лишь на второй день пути.
Чем ближе мы подбирались к дому, тем мрачнее становился альфа, и я никак не мог найти объяснения его плохому настроению. Как-то посреди ночи Олдвен вдруг резко сел на постели, тяжело дыша. Поскольку мне было непривычно лежать на жесткой перине, сон мой не был глубоким, и я тут же встрепенулся, оглядываясь по сторонам в поисках опасности. За окном мерцало звездное небо, теплый ветерок задувал в приоткрытую раму, где-то во дворе возмущенно визжала кура под аккомпанемент кошачьего шипения. Не обнаружив неведомых врагов, я перевел взгляд на поднявшегося с постели мужчину.
- Прости, я разбудил тебя, - хрипло отозвался альфа, распахнул ставни и сделал глубокий вдох, - Отдыхай, Закари. Просто приснился кошмар.
Ну, кошмар, так кошмар, я не собирался лезть Олдвену в душу, но то, что наутро его лицо было бледнее обычного, сомнений в том, что его что-то мучило, не оставляло. Альфа стал еще молчаливей, зарекся спать по ночам, предпочитая дремать в карете, а всю свою еду перекладывал на мою тарелку, совсем не слушая моих гневных возгласов, что даже при очень большом желании я не смог бы все это в себя впихнуть. Улыбка исчезла с его губ, я не понимал, что с ним происходит, но на мои вопросы он упрямо отвечал, что все в порядке.
В остальном мы добрались до дома без происшествий. Управляющий тут же принес Олдвену конверт, в котором лежало приглашение на королевский бал. Вероятно, за то время, что мы были в дороге, Его Величество все же определился с конкретной датой. Я пораскинул мозгами и посчитал дни в уме и довольно хмыкнул. Если цикл не собьется, течка как раз должна закончиться за день-два до торжества. Это было хорошо, потому что пичкать себя лишними травами и отварами, чтобы быть в состоянии посетить обязательный бал и при этом не побеспокоить собравшихся гостей, я не хотел. Специальные настойки и травы действительно помогали скрыть усиливающийся запах и подавляли физическое желание, но принимать их сверх меры грозило страшными головными болями и тошнотой.
Пока что эта отвратительная омежья напасть посещала меня два раза в год, но из рассказов омеги-папы я знал, что через несколько лет, когда организм будет окончательно готов к вынашиванию детей, цикл участится. И так будет до тех пор, пока я не забеременею или не состарюсь. Но, поскольку я не планировал когда-либо заводить детей, я на полном серьезе уже давно готовил себя к вынужденной борьбе с собственной природой. У меня в покоях всегда можно было найти вереницу трав, отваров, настоек и даже успокаивающих мазей, хотя в последних я пока что не нуждался.
Зимой я пережил течку, закрывшись в собственной комнате и заранее предупредив Олдвена и слуг, и сейчас собирался сделать тоже самое. Я нашел альфу в гостиной. Он сидел в кресле, смотрел в никуда, пил какое-то мерзкое пойло и скользил пальцами по скрытым в ножнах мечам. Выглядел он не очень хорошо, явно не высыпался. Я так и не спросил его о погибшем брате. Может, приближалась его годовщина смерти, поэтому Олдвен сейчас так хандрил? Я сообщил альфе о своих планах запереться в покоях на ближайшие три дня и не выползать оттуда даже под угрозой смерти, но он лишь рассеянно кивнул и снова поднес бокал к губам.
Мне хотелось схватить Олдвена за шкирку и встряхнуть, но я благоразумно поднялся наверх, ощущая первые приливы жара. Если за время моего недуга Олдвен не придет в себя, я решил, что обязательно вытрясу из него правду, а пока что следовало заварить проклятые травы - ровно ту дозу, которая помогала всю течку оставаться в сознании и кое-как контролировать собственное тело. Ох, как же я ненавидел эти чертовы дни! Бедра сковывало желанием, я ворочался на постели, кусал подушку и уговаривал не прикасаться к себе. Знал, что если дотронусь, то будет еще хуже - мимолетное облегчение не приносило никакого удовольствия, лишь распаляло изнывающую плоть.
На третий день основная волна цикла отступила, и я с облегчением проглотил целый кувшин прохладной воды, а после погрузился в спокойный сон. Красный закат разливался за окном, прорываясь сквозь сомкнутые кроны зеленых деревьев. Мне не хотелось выныривать из пучин красочного видения, в котором омега-папа улыбался мне и ласково гладил по голове, но непонятная возня и шум, доносившийся снаружи, заставили меня подняться на локтях, накинуть халат поверх сорочки и подойти к закрытым ставням.
Я в удивлении распахнул глаза. Небольшая толпа омег и альф явно неблагородного происхождения осаждала ворота имения. Отсюда я не мог слышать, чего они хотели, но лица, искаженные горем и яростью, меня не на шутку взволновали. И даже то, что бравые стражники у ворот мирно оттесняли эту толпу прочь, меня не успокаивало. Словно почувствовав мою нервозность, в комнату постучался омега Джереми, один из тех, кто был приставлен приглядывать за мной на время течки.
- Джереми, что там происходит? - я тут же потребовал ответ. Омега тяжело вздохнул, поставил поднос с ужином на стол и подошел ближе к окну, отодвигая прочь занавеску, чтобы ему было лучше видно.
- Очень жаль, что вам довелось застать этот цирк, милорд Закари. Эти несчастные люди из ближних деревень… - омега запнулся, подбирая слова, но вскоре продолжил, - …приходят сюда почти каждый раз, как слышат, что милорд Олдвен вернулся в поместье. Многие из них потеряли сыновей и мужей на войне и… и, к сожалению, им не на кого возложить вину. Северные земли далеко, зато до милорда Олдвена… отдававшего роковые приказы… всего полдня пути.
Какого черта?! Я чуть в злости не ударил по стеклу и велел Джереми оставить меня одного. Я знал Олдвена уже на протяжении года, и мог с уверенностью сказать, что альфа никогда и никого не лишил бы жизни просто так. Война - это война, даже я понимал, что не из всех сражений можно было выйти победителем, а уж жертв и вовсе невозможно избежать. Олдвен не мог быть идеальным командиром, наверняка, допускал ошибки, но эти глупые люди, ослепленные горем, смели упрекать его в этом? Почему бы им тогда прежде не попробовать нести на своих плечах груз ответственности? Смогли бы они? Вряд ли. Загубили бы еще больше жизней.
Я не на шутку рассердился, впервые переживая за альфу. Он и так был не в себе последние дни, вряд ли ему это нашествие помогло восстановить душевное равновесие. Я расхаживал по комнате, игнорируя оставшуюся слабость и легкое головокружение, и с облегчением наблюдал за тем, как собравшаяся толпа, наконец, отправилась восвояси. Но я так извелся, что сидеть в комнате больше не мог. Я отчаянно хотел увидеть Олдвена и сказать ему… хоть что-нибудь. Если он расстроился из-за этих невежественных дураков, я готов был гнать их розгами до самой деревни. Олдвен, отдавший целых двадцать лет жизни армии и войне, не заслуживал столь враждебного отношения.
Застегнув тонкий халат на пуговицы, я быстро покинул комнату и спустился по лестнице в гостиную. Однако уже на последней ступеньке замер как вкопанный, обнаружив Олдвена в его излюбленном кресле. Он явно был пьян. Мятая, распахнутая на груди рубашка, темные круги под глазами, небритое лицо, пальцы, сжимавшие бутылку какого-то хмеля - живот и бедра вдруг опалила острая фантомная боль. Мне абсолютно не нравилось видеть альфу в таком состоянии.
Управляющий пытался выдернуть бутылку с пойлом из рук Олдвена, но тот грубо отмахнулся от него, и пожилой мужчина, явно нервничая, тут же направился ко мне. Его глаза лихорадочно юркали между мной и хозяином, он словно пытался мне что-то сказать, но я напрасно не обратил на это внимания.
- Милорд Закари, я думаю, вам лучше подняться наверх.
Олдвен вдруг хохотнул, вытянулся в кресле, с каким-то холодным огнем в глазах скользнул взглядом по моей застывшей фигуре и неискренне улыбнулся. Я ощутил, как по позвоночнику побежали мурашки. Не знаю, почему, но сейчас я чувствовал себя дичью, попавшейся в лапы к голодному хищнику. Но до этого момента рядом с альфой мне всегда было спокойно, поэтому я проигнорировал возникшее желание убежать. И, наверно, зря.
- Да, нет, пусть смотрит! - громко заявил Олдвен, вскинув руки, сложил их в замок, недобро прищурился, и я вздрогнул, так как никогда еще не слышал, чтобы нотки его голоса были исполнены такой обжигающей злостью и горечью, - В конце концов, он должен знать, что его уважаемый супруг - убийца и губитель невинных детей. Ну, что молчишь, Закари, скажи же нам что-нибудь.
Слова застревали вязким комом в горле. Олдвен явно был на грани срыва, но я не представлял, что именно могло бы его успокоить. Я ведь только недавно начал осознавать, что совершенно не умел вести диалог с людьми. Я мог заткнуть за пояс любого, вылив на его голову ведро ехидных колкостей, но был не способен выжать из себя хоть одно слово, когда дело касалось обыденных переживаний и чувств. В этот момент мне остро не хватало Энтони, но омега был далеко, готовился к потихоньку приближавшимся родам и никоим образом не смог бы помочь мне сейчас советом.
Досада на самого себя внезапно вылилась в тираду, в которой я не очень хорошо подбирал слова. Мне хотелось поддержать альфу, сказать ему, чтобы не переживал из-за глупых, ослепленных болью людей, но я выразился совсем не так, как следовало бы. Взгляд Олдвена приковывал к месту, вызывал меня на поединок воль, а я, на свою беду, не привык отступать и вечно бросался в омут с головой.
- Я скажу, что не пристало знатному альфе прислушиваться к бредням кучки грязных простолюдинов, - огрызнулся я, - Сидели бы по своим домишкам, оплакивали своих сгинувших сыночков-слабаков и не беспокоили господ понапрасну.
Олдвен побелел так, что дурно стало уже мне. Управляющий ухватил меня за плечо, но я не мог сдвинуться с места, словно меня парализовало. Мужчина медленно поднялся с кресла и приказал пожилому альфе выйти прочь. Старик в отчаянье заметался между мной и Олдвеном, но, когда тот резко швырнул бутылку с пойлом о пол, сдался. Я зачарованно наблюдал за тем, как вонючий напиток пропитывал дорогой ковер, огибая блестевшие в полумраке осколки бутыли.
- Пошел вон, - прошипел Олдвен, пожилой альфа покорно склонил голову и, бросив на меня полный сочувствия взгляд, закрыл за собой дверь. Я попятился назад к лестнице, но альфа будто чуял, что я намеревался отступить, и уже через секунду оказался рядом со мной.
- Слабаки-сыночки, значит, Закари, да? - прошептал мужчина, нависнув над моей невольно съежившейся фигуркой - такой Олдвен меня откровенно пугал, - Рассказать тебе, сколько времени и сил я вкладывал в этих молокососов? Сколько я носился с ними, что я вкладывал в их умы, как долго я учил их правильно держать меч? И все это лишь для того, чтобы после очередной битвы стоять над их мертвыми телами и лихорадочно размышлять, что же в этот раз написать безутешным родителям. Ты считаешь, они были слабаками, Закари? Эти, как ты выразился, сыночки брали в руки оружие и отдавали свои жизни ради того, чтобы ты и я могли спокойно спать, жрать и трахаться. Показать тебе настоящую слабость, Закари, чтобы впредь ты даже не задумывался о том, чтобы очернять память о них такими выражениями?
Олдвен сделал последний, разделявший нас шаг, и я почувствовал, как он вжимает меня в пронзительный холод стены. Я брыкнулся, уперся в его грудь локтями и попытался его оттолкнуть, но альфа не желал отступать прочь, протиснул колено между моими бедрами, вцепился в мои волосы и заставил выгнуть шею навстречу его губам. Такая близость приводила меня в ужас. Я старался держать себя в руках, но страх повторить участь Вебера Льюиса, с той лишь разницей, что в округе был лишь один альфа, безжалостно грыз меня изнутри.
- Восхитительно пахнешь, - пробормотал Олдвен, мерзко скользнув губами по моей шее, и я едва не взвыл от собственного идиотизма. Какого черта меня дернуло спуститься вниз?! Мало того, что Олдвен был пьян, так я еще полез в пекло, не дождавшись окончания цикла. Я ведь никогда не был наивным дурачком, но теперь придется расплачиваться за глупый, необдуманный порыв. Надо же, так сильно волновался за альфу, что забыл о себе. Кретин, на что я надеялся? Как и я, Олдвен был обычным человеком, альфой, он тоже мог допускать промахи и терять над собой контроль.
- Олдвен, прекрати! - взмолился я, но мое сопротивление лишь распаляло мужчину еще больше. Я почти перестал рыпаться - чужие бедра беззастенчиво вжимались в мои, и чувствовать эту постыдную похоть, охватившую мужчину, было невыносимо. Руки, прикосновения которых всегда приносили тепло и ощущение уюта, пробирались под мою тонкую одежду, позволяли себе дотрагиваться до меня там, куда бы даже врач постеснялся лезть. Олдвен сорвал пуговицы с моего халата, задрал треклятую сорочку, которую я надевал лишь во время течки, потому что ощущение обтягивающей одежды поверх пылающей кожи лишь добавляло мучений. Прошелся пальцами по обнажившейся коже, судорожно вздохнув, сжал мои ягодицы, и в следующую секунду швырнул меня на пол, лицом вниз, навалившись сверху, словно обезумевший зверь.
Это было так унизительно, что на глаза навернулись слезы. Олдвен собирался взять меня прямо вот так, как какую-нибудь заправскую деревенскую шлюху. Я не сомневался, что не испытаю ни капли наслаждения, скорее наоборот, и отчаянно понимал, что это будет концом всего. У меня никого не останется. Я научился доверять Лайлу Олдвену, но если он сейчас сделает со мной это, даже если потом раскается, я не смогу это принять. Да, на свете существовал еще Энтони, который наверняка меня поддержит, но у Энтони была своя семья. В его жизни места для меня всегда будет отведено слишком мало, тем более после того, как родится малыш.
Внезапная мысль о том, что Олдвен может меня обрюхатить, привела меня в ужас. Я стал вырываться еще сильнее, вынудив альфу до боли сжать мои запястья, скрутив руки за спиной, и вжать мое лицо в пол. Но мне было уже плевать на то, какой позорный вид я собою являл - с порванным халатом, задранной сорочкой, согнутой в пояснице спиной и ягодицами, к которым Олдвен прижимался пока еще скрытыми под спасительной одеждой бедрами. Черт подери, я не хотел беременеть и я не хотел быть изнасилованным человеком, который одной своей молчаливой поддержкой вдохнул в меня желание жить.
- Отпусти, пожалуйста! - попытка уговорить альфу, кажется, снова провалилась, я быстро понял, что Олдвен, слетев с катушек, меня даже не слушал, но мне ничего не оставалось, кроме как пытаться докричаться до мужчины, - Олдвен, ты не в себе, я прошу тебя!
Бесполезно. Я стиснул зубы, подавил рвущийся наружу всхлип, набрал в грудь воздуха и отчаянно брыкнулся в последний раз, срываясь на полу-хрип:
- Лайл!
Я впервые произнес его имя вслух. Больше из безысходности - я вовсе не ожидал, что это поможет. Но хватка на запястьях и навалившееся на меня тело вдруг исчезли, и я поторопился поправить остатки одежды и с испугом обернулся на Олдвена. Он сидел, зажмурившись, и до крови впивался зубами в собственную ладонь. Наверно, боль отрезвляла его, помогала бороться с бушующими инстинктами. Он поднялся на ноги, пошатнулся, отступил в угол гостиной, словно раненый хищник, уползающий прочь в свою нору.
- Иди… иди к себе, - сказал он мне так тихо, что я едва расслышал слова. Но повторять дважды альфе бы не понадобилось. С дико стучащим сердцем я рванул наверх по лестнице, захлопнул за собой дверь, закрыл ее на замок и, поддавшись страшной дрожи, рухнул на ковер, зачем-то заворачиваясь в порванный халат. Я долго так просидел, унимая дыхание, нервно озирался, если до меня доносился топот ног с лестницы, и лишь глубокой ночью в отвращении сорвал с себя проклятые тряпки. Я был бы не прочь принять ванну и стереть из воспоминаний дерзкие прикосновения Олдвена, но боялся выходить из комнаты в поисках слуг. Это могло подождать до утра.
Дом был окутан ночной тишиной, я думал, что расплачусь, но слезы упорно не приходили. Странно, но я совсем не винил Олдвена в произошедшем. Да, мне было обидно, но я сам нарвался, выпалив под натиском эмоций те глупые слова и высунув нос из покоев раньше, чем закончилась течка. Тем не менее, смогу ли я общаться с мужчиной, как раньше? Я не хотел, чтобы между нами что-то изменилось, но этот вечер мог все и навсегда перечеркнуть.
Я забылся сном уже под утро, и разбудил меня, постучавшись в комнату, веселый Джереми. На подносе он держал завтрак и выглядел так, словно не знал о том, что случилось накануне. Впрочем, вряд ли управляющий, будучи очень интеллигентным пожилым альфой, стал бы болтать об этом направо и налево. Меня это устраивало, раньше я обожал вздергивать нос, когда люди кидали на меня косые взгляды, но теперь мне это претило. Дрязги между Олдвеном и мной должны были остаться между нами.
Если честно, я боялся спрашивать Джереми о том, где сейчас находился Олдвен, но прятаться вечно я не собирался, тем более что на завтра был назначен королевский бал. Рано или поздно разговора все равно было не избежать, и было бы лучше выяснить дальнейшее положение вещей в течение сегодняшнего дня. Услышав мой вопрос, омега нахмурился, словно сомневаясь, рассказывать мне или нет, но причины утаивать от меня информацию он больше не находил - за ночь течка окончательно сошла на нет.
- По правде говоря, милорд Закари, милорд Олдвен с раннего утра вел себя очень странно. Я не застал этого, но повар рассказывал, что видел его с перебинтованной рукой во внутреннем дворе. Милорд Олдвен окатывал себя холодной водой из бочек, невзирая на то, что испортит одежду, затем приказал седлать ему коня, забрал из гостиной ножны и ускакал в лес прямо в таком виде.
Я отпустил Джереми, попросив передать слугам, чтобы подготовили ванну, и упал обратно на кровать. Похоже, придется ждать возвращения Олдвена с прогулки. Я искренне надеялся на то, что за это время он как следует проветрит голову. Я привел себя в порядок, собравшись с духом, спустился к обеду, однако нервничал я напрасно - альфа так и не вернулся. Не появился он и к вечеру, пропустив ужин, что меня лишь разозлило, и я в ярости молча грохнул тарелку о пол под удивленные взгляды прислуги.
Я просто не мог поверить! Я проявлял недюжинные чудеса выдержки в ожидании проклятого Олдвена, заставлял себя спускаться вниз, раз за разом прокручивал в мыслях слова предстоящего разговора, отчаянно не обращал внимания на закономерные страхи снова натолкнуться на телесные измывательства, а чертов Олдвен просто… просто смылся. Я злился, не находил себе места, расхаживал по комнате, но до следующего утра его сиятельство милорд Лайл так и не осенил меня своим присутствием.
Я выбирал бальный наряд в одном из объемистых шкафов, памятуя о том, что выезжать из дома на бал следовало через два часа, когда Олдвен, наконец, оказался столь любезен поскрестись в мою дверь. К этому моменту я уже так себя извел, что даже не побоялся распахнуть перед ним дверь, но разговаривать мне совершенно не хотелось. Гневно сверкнул глазами на застывшую в холле фигуру альфы и повернулся к нему спиной, сложив руки на груди.
- Закари, я… пришел извиниться. Знаю, что… - выдохнул мужчина, но я подхватил с кровати первое, что попалось под руку - этим оказался порванный халат, который я не желал показывать слугам - и с размаху швырнул его в лицо Олдвену.
- Не прощу! - зашипел я со злости. На самом деле я давно бы его простил, потому что отчасти и сам был виноват, но его вчерашний побег довел меня до белого каления, а злость мешала мне рассуждать здраво.
- Хорошо… прости, что побеспокоил, - Олдвен сдался слишком быстро, сжал в руке жалкие обрывки моего халата - так, что костяшки побелели - понуро опустил голову и осторожно прикрыл за собой дверь. Чертов альфа! Я зарычал, вернулся к шкафам и раскидал по сторонам все тряпки, не тронув только черный костюм, который собирался надеть на бал. Черный был хорошим выбором - привлекать к себе лишнее внимание на королевском балу было бы верхом глупости. Королевские отпрыски, которым столько лет не дозволялось посещать приемы, наверняка, собирались наверстывать упущенное. Я не планировал им мешать.
Два часа спустя я, выпив чаю и облачившись в строгий костюм, полы которого спускались до колен, чуть успокоился, подхватил с кровати накидку и спустился вниз. В принципе, путь до столицы и королевского замка занимал несколько часов, и этого времени нам с мужчиной уж точно хватило бы, чтобы вразумительно побеседовать. Солнышко припекало макушку, я в задумчивости прошел к главным воротам и в растерянности заозирался. Ни кареты, ни Олдвена не было на месте. Проигнорировать приглашение на бал альфа не мог, возможно, забыл отдать распоряжение подготовить экипаж? Я повернулся на каблуках и отправился назад в поисках управляющего.
- Милорд Олдвен выехал час назад и приказал ни в коем случае вас не беспокоить, - отрапортовал пожилой альфа, а я застыл с приоткрытым ртом, словно громом пораженный, даже выпустил из рук черную накидку. Олдвен уехал на бал без меня? Что за нонсенс? В приглашении Его Величество довольно ясно высказался, что желал видеть на балу всех лордов в компании их супругов, и что отсутствие на празднестве из-за легких недугов, беременностей и прочих мелких жизненных неурядиц будет восприниматься им, как неуважение к его дражайшей персоне. В тот день, когда Олдвен дал мне прочитать полученное приглашение, он сам пояснил мне, дабы я впредь не удивлялся, что Его Величество был человеком весьма своеобразным, и лишний раз вызывать его гнев не стоило.
А теперь вот Олдвен отправился на бал без меня, рискуя навлечь на нас обоих немилость. Управляющий, заметив мой потерянный взгляд, вдруг дотронулся рукой до моего плеча и тепло улыбнулся.
- Милорд Закари, если дозволите мне сказать… - альфа сделал паузу, но, не дождавшись от меня никаких протестов, тут же продолжил, - Я понимаю, что у вас нет причины мне верить, но милорд Олдвен очень переживает из-за… случившегося. В случае если вы засобираетесь на бал, он приказал передать вам, что возьмет всю вину на себя и разберется с последствиями сам. Вам не о чем тревожиться, юноша, идите наверх, отдыхайте, или, может, распорядиться, чтобы Джереми накрыл обед в беседке? Сегодня такой свежий воздух…
- Где конюх? - хрипло отозвался я, чувствуя, как горло сдавливает от волнения, - Пусть седлает мне коня.
- Милорд? - пожилой альфа, видимо, даже мысли не мог допустить, что я умел ездить верхом. Но, черт подери, я не мог остаться дома. Я не мог… оставить Лайла одного. Я уже сожалел о том, что вспылил с утра пораньше и прогнал его. И уж точно меньше всего на свете я хотел, чтобы он попал в королевскую немилость. Господи, какой же я кретин, ну что мне стоило выслушать его с утра?!
- Я сказал, пусть седлает мне коня немедленно! Жду у ворот, - зарычал я и развернулся, вылетая наружу, словно сказочная фурия. Конечно, я не ездил верхом уже чуть больше года, а до королевского замка дорога лежала неблизкая, да и время от времени местные бандиты тоже не дремали. Но я не мог поступить иначе. К черту, пусть потом болят ноги и задница, но я успею догнать этого несчастного Олдвена и всыпать ему по первое число. К тому же, теперь я умел обращаться с мечом, который покоился в ножнах на поясе, поэтому чувствовал себя более уверенно.
Конюх с управляющим яро ругались, но альфа послушно вел под уздцы оседланного вороного жеребца. С досадой я предчувствовал град увещеваний и просьб не вытворять глупостей, поэтому, как только оба приблизились, резко забрал у конюха поводья и взобрался в седло. Кажется, я не растерял нужных навыков. Я ударил ногами по бокам коня и рванулся вперед. Никто не посмел меня остановить - стражники у ворот лишь проводили мою удаляющуюся фигуру круглыми глазами.
С погодой мне повезло. Если бы с неба обрушивался дождь, вряд ли бы я далеко уехал. Но земля под копытами жеребца была твердой, и я гнал его так быстро, как только мог, лишь время от времени позволяя перейти на рысцу. Совсем скоро я сообразил, что догнать Олдвена в пути у меня вряд ли получится, несмотря на то, что карета по сравнению с лошадьми двигалась гораздо медленнее. Однако проселочных дорог, которые вели в столицу, было несколько, и угадать, какую из них в этот раз выбрал кучер, оказалось невозможно.
Иногда я наталкивался на чужие экипажи, и замечавшие меня омеги в ужасе и неверии высовывались из окон, пока их альфы откровенно недоумевали. Да, моя огненная шевелюра и дурная слава определенно шли впереди меня, и теперь копилка продолжила полниться, но я фыркал, бросал в сторону засмотревшихся идиотов задорные усмешки и был таков. Но все же к тому моменту, как я влетел в замковые ворота, минув длинный мост, пересекавший глубокий ров, я почувствовал себя крайне измотанным. Ныли ноги и спина, и я с благодарностью вспомнил зимние тренировки - если бы не они, я бы наверно спешился где-то на полпути.
Отдав поводья придворному лакею, я побежал к замку, понимая, что вполне возможно мог уже опоздать. Доселе мне ни разу не довелось бывать на королевских приемах, но нанятые отцом воспитатели еще с детства заставили изучить придворный этикет. Если верить книгам и словам умудренных омег, то любой прием начинался с того, что слуги запускали в зал толпу из менее знатных лордов и их спутников, далее Его Величество в сопровождении семьи занимал свой трон, и только после этого глашатаи начинали приглашать в зал самые слитки светского общества.
Организовано все было так специально для того, чтобы Его Величество мог отдельно лицезреть каждого влиятельного лорда и насладиться выказываемым ему почтением и заверениями в вечной любви и преданности. В общем, это было очередной древней традицией со времен существования рыцарей, и единственное, что в ней было плохо, это то, что Олдвен много лет являлся приближенным к королю подданным, и его имя, наверняка, трубили в самом начале списка. А посему я очень боялся пропустить появление Олдвена в зале. Если он ступит на ковровую дорожку и преклонит колени перед Его Величеством без меня, то все мои потуги окажутся напрасными.
Взбегая по лестнице, следуя указаниям попадавшихся по пути слуг, я проклинал все на свете. Сердце ухало в такт шагам, но вот, наконец-то, длинная вереница из омег и альф, выстроившаяся перед входом в зал, попала в поле зрения. Я досадно споткнулся на последней ступеньке, но упасть мне не дали. Кто-то придержал меня за плечи, я вскинул голову и обнаружил перед собой лорда Хэйла. Недовольный Энтони, поглаживая уже большой живот, мелькал за его спиной.
- Закари? - Генри в удивлении вскинул брови, - Вот уж не думал, что ты здесь появишься.
Я хотел возмутиться и спросить его, почему это я должен был не появиться, но альфа смущенно кашлянул и отвел глаза. Щеки опалил огонь, я заскрипел зубами, сжимая кулаки. Черт подери, видимо, Генри Хэйл уже знал о том, чего не знали даже слуги в нашем доме. Проклятый Олдвен! Когда они успели поговорить? Я убью его. Вот прямо сейчас найду и убью, и меня окончательно признают рехнувшимся!
- Здравствуй, Закари, - улыбнулся Энтони, устало опираясь на плечо Хэйла - вероятно, близость родов давала о себе знать, да в любом случае, я не думал, что расхаживать с таким большим животом было для омеги в радость, - И что это за глупости, Генри? А где он еще, по-твоему, должен быть?
Лорд Хэйл тут же спрятал глаза, пробормотал какую-то чепуху в ответ, чем лишь усилил подозрения Энтони, и тот принялся наседать на супруга с удвоенной силой. Я извинился и скользнул в толпу в поисках Олдвена. Как бы мне ни хотелось перекинуться с Энтони парочкой слов, я мог сделать это и позже, а сейчас нужно было найти глупого альфу. В водовороте темных костюмов я искал пепельные прядки волос, когда двери в зал приоткрылись, и глашатаи возвестили о том, что милорда Олдвена с сопровождением ждали внутри.
Альфа неторопливо вынырнул из толпы. Я завороженно смотрел на опущенные плечи, на бледное лицо, на котором вдруг отчетливо проступили старые шрамы, на белые полоски бинтов на той ладони, в которую Олдвен впивался со всей дури, чтобы не наброситься на меня вновь, и меня пронзало невыносимой тоской. Быть может, еще чуть-чуть, и я бы до конца осознал, что это за тоска, что это за острое желание обнять широкие плечи и тихо прошептать ему, что все хорошо, но Олдвен уже делал шаг вперед. Я не мог тратить ни секунды.
За мгновение до того как альфа предстал бы во всей своей красе перед собравшимися в зале гостями и Его Величеством в полном одиночестве, я нагнал его и, повинуясь необъяснимому порыву, ухватился за его ладонь, сплетая наши пальцы. Олдвен уже не мог смотреть на меня - нужно было гордо распрямить осанку и шагать навстречу королю - но его губы точно дрогнули, он судорожно выдохнул и крепко сжал мою руку.
Мне казалось, я навсегда запомню жар его пальцев и мягкую ткань бинтов. Мы прошли вперед по дорожке, преклонили колени перед Его Величеством, Олдвен учтиво поприветствовал альфу и его семью, как того требовал этикет, за нас обоих, но все это пролетело словно мимо меня. Меня даже не заинтересовали дорогие наряды королевских омег, я уважительно кланялся и опускал голову, но мыслями тонул в каком-то странном болоте, в котором трепыхалось лишь одно отчетливое желание. Почему-то я совсем не хотел, чтобы Олдвен отпускал мою ладонь.
Чуть позже мы молча затерялись среди гостей. Олдвену явно было нехорошо. Он с облегчением прислонился спиной к стене и наконец-то поднял на меня глаза. Я молчал. Даже позабыл о том, что собирался отругать альфу за чрезмерную осведомленность Хэйла о постыдном происшествии. Не знаю, сколько мы так стояли, пока вдруг Олдвен не притянул меня к себе. Он обнимал меня, молча зарывался носом в мои волосы, а я по какой-то неведомой мне самому причине позволял ему это делать и, во избежание лишних мыслей, рассеянно теребил застежку на его поясе с ножнами.
- Как ты добрался? - пробормотал альфа, так и не выпустив меня из своих рук.
- Позаимствовал твоего любимца коня, - признался я, и почувствовал, что губы Олдвена расползаются в улыбке.
- Ты и верхом ездить умеешь? Где же научился? - кажется, альфе действительно было любопытно услышать ответ на этот вопрос. Он даже чуть отстранился, чтобы видеть мое лицо.
- Подкупил конюха, - пожал плечами я, но сердце пропустило удар, когда вдруг Олдвен медленно скользнул пальцами по моей щеке, по приоткрытым губам и замер, кажется, едва сдерживаясь, чтобы не… что? Что?! Олдвен смотрел на мои губы так, что у меня подгибались колени. Я задохнулся, вцепившись в его плечо, пугаясь собственной реакции и того факта, что до сих пор не сделал ни шагу назад.
Не знаю, что бы произошло, если бы в поле зрения не появился разъяренный Энтони, которого, несмотря на выпирающий живот, не мог удержать даже Хэйл. Олдвен выдавил из себя улыбку, с явным усилием отвел взгляд, и я снова смог свободно дышать. Альфа виновато повернулся навстречу пылавшему от гнева омеге.
- Закари, милый, чуть позже поговорим, - кивнул мне Энтони и зашипел так, что даже я покрылся мурашками, - Ну-ка пойдем, выйдем в холл на минутку, Лайл.
- Удачи вернуться живым, друг, - посмеиваясь, хлопнул его по плечу Генри и неожиданно пригласил меня на танец. Вероятно, чтобы я не заскучал. Я не стал отказываться, мне определенно стоило проветрить голову. Олдвен и Энтони вернулись в зал минут десять спустя, и на щеке альфы красовался такой живописный отпечаток ладони, что улыбнулся даже я, хоть и прекрасно понимал, что эти двое не могли обсуждать там никого, кроме меня, а я в последнее время не особо любил, когда меня обсуждали.
До конца бала Энтони не отходил от меня ни на шаг, и я был признателен ему за поддержку. Он спрашивал, как я теперь чувствую себя рядом с Лайлом, и как-то странно улыбался, когда я отвечал, что все в порядке. Да, мне было неприятно вспоминать о той постыдной сцене, но и только. Я не верил в то, что Олдвен снова опустится до такой низости. Я по-прежнему ему доверял.
В конечном итоге королевский бал оказался неплох, хотя потанцевать вволю мне не удалось. Олдвен выглядел слишком усталым, подпирал собой стену, и уже после первого танца я не решился его тормошить. Да и у самого после долгой езды ныли ноги и бедра. По большей части альфа либо стоял с прикрытыми глазами, либо наблюдал за мной, и от этих теплых взглядов, от которых некуда было деться, я испытывал неловкость. За что себя бесконечно ругал, но ничего не мог с собой поделать. Даже присутствие на балу мерзавца Льюиса, бросившего в нашу сторону быстрый взгляд, меня не взволновало.
За вороным жеребцом Олдвена мы клятвенно пообещали прислать на следующий день слугу. Я забрался в карету, альфа устроился рядом, и мы тронулись в путь. Закат был окутан тяжелыми тучами, предвещая скорый дождь. Мы снова молчали, но я вовсе не чувствовал себя неуютно в этой тишине. Слушал умиротворяющий шелест листьев, шум колес и с наслаждением вытягивал ноги.
- Ах, черт, Энтони хорошо саданул, до сих пор болит, - рассмеялся вдруг альфа, потом снова посерьезнел, - Закари, я… прости. Я не хотел сотворить с тобой такое. Мне не стоило пить. Я рад, что не дошел до конца, но это меня не оправдывает.
- Почему? - просто спросил я, я все еще хотел понять, - Ты сам был не свой в последние дни.
Олдвен тяжело вздохнул, уперся локтями в колени и спрятал лицо в ладонях. Я подавил желание поймать его забинтованную руку и снова сплести пальцы, но то, что мне так сильно этого хотелось, заставило мои щеки покраснеть. Хорошо, что в сгущавшемся полумраке этого не было заметно. Да что со мной творилось?
- Когда мы возвращались из замка, и я смотрел, как люди готовятся праздновать эту проклятую годовщину, - начал Олдвен, я ощутил, что ему явно было сложно подбирать слова, словно я был первым, кому он вдруг решил выговориться, - я вдруг осознал, насколько это… нечестно. Они собирались праздновать, но что? Столько убитых ни за что ребят, столько разрушенных семей, столько могил. Я невольно погрузился в воспоминания и, поверь, Закари, в моих воспоминаниях слишком мало светлых дней. Я похоронил брата, я вкладывал в руки юнцов смерть и я вел этих глупых детей, чьи головы были забиты сплошными идеалами и мечтами о славе, на убой.
- Не ты, так другой, - тихо сказал я, - И еще неизвестно, кто справился бы лучше.
- Ты прав в этом, - кивнул Олдвен, - Но это не меняет того, что я чувствую внутри. Я двадцать лет жил в этом кошмаре, окунал руки в кровь. А потом все внезапно закончилось и, хотя я и ощущал радость, я внезапно остался в пустоте. Знаешь, почему я сделал тебе предложение на том балу?
Этот вопрос был любопытен мне уже давно, и я навострил уши. Я всегда считал, что Олдвен заключил какую-то сделку с моим отцом, но, узнав мужчину ближе, уже давно начал сомневаться. Ведь Олдвену не нужны были ни земли, ни деньги, ни игрушка в постели, и на детишках он не настаивал. Однако других вариантов я до этой минуты никак не мог уразуметь.
- Ты сиял, Закари, - уголки губ альфы чуть приподнялись, - Словно солнце, словно живой огонь. Я не мог дать такому огню погаснуть, хоть и понимал, как сложно мне будет с тобой. Но это было даже хорошо. Заботясь о тебе, влившись в череду обычных дней, я позволил себе забыть обо всем дурном. До этой проклятой годовщины. На войне мне было некогда разбираться со своей совестью, а теперь внезапно у меня оказалось предостаточно свободного времени. Это сводило меня с ума, и я выбрал не лучший способ забыться. Напивался как последний идиот, вместо того, чтобы искать поддержки или занять себя каким-нибудь делом. В результате ты чуть не пострадал от моих рук.
- Все хорошо, я не… злюсь, - поспешил я заверить Олдвена и нехотя признал, - Я тоже виноват, пожалуй. Я спровоцировал тебя. Мне стоило задуматься над тем, что я говорил. Я вовсе не считаю тех людей и их погибших сыновей жалкими… Я просто…
- Не надо, - прошептал Олдвен, - Я знаю. Я понял бы это, если бы был трезв. Не продолжай.
Мы замолчали. Я чуть сдвинулся на сидении и прислонился плечом к плечу Олдвена. Он выглядел таким вымотавшимся, что мне хотелось окончательно дать понять ему, что все позади.
К нашему возвращению в поместье тучи уже плотно облепили небо и грозили вот-вот пролиться дождем. Я успел принять ванну, переодеться ко сну, выслушать град слез от управляющего, как же он рад, что со мной ничего не произошло, вспылить по этому поводу и откровенно высказать ему, что он олух, если думает, что омега неспособен научиться держаться в седле. Олдвен все это время сидел в гостиной, пил чай и боролся с накатывающей сонливостью.
- Иди спать, Олдвен, - посоветовал я альфе, остановившись перед креслом, в котором он лежал полутрупом, но мужчина лишь упрямо качнул головой.
- Не хочу в постель. Опять эти мерзкие кошмары спать не дадут.
По высоким окнам забарабанил дождь. Я стоял перед Олдвеном и не знал, что делать. Мне не хотелось оставлять альфу одного. Он столько раз помогал мне, поэтому я не мог бросить его сейчас наедине с приставучими мыслями. Проклятье! Игнорируя налетевшее смущение, я схватил его за рукав рубашки и потянул за собой. Олдвен в недоумении поднялся вслед за мной по лестнице и нерешительно зашел в святая святых - мои покои. Обычно я не позволял альфе совать свой нос дальше порога.
- Только не вздумай сунуться на мою половину кровати, - пробормотал я, порылся в шкафу, достал второе одеяло и спихнул его в руки растерявшегося Олдвена. Альфа еще несколько минут комкал в руках мягкую ткань, а я поспешил задуть оставленную слугами лампу и зарыться в подушку, чтобы Олдвен не заметил моих пылавших щек. Я сам себе удивлялся. Не думал, что доживу до того момента, когда добровольно впущу какого-то альфу в свою постель, пусть и всего лишь ради того, чтобы он попытался выспаться.
Наконец, Олдвен расстегнул рукава на рубашке, скинул обувь, набросил на плечи одеяло и перестал маячить у входа - осторожно улегся на незанятую мною часть постели. Я лежал к нему спиной, в темноте чувствовал его взгляд и слушал, как в окна стучится дождь. Мне не было страшно, но я никак не мог уснуть, хотя в дороге нам постоянно приходилось ночевать в одной комнате, и, по идее, я мог бы уже давно привыкнуть к присутствию альфы. Я осторожно повернулся, но оказалось, что Олдвен уже безмятежно спит, подложив руку под подушку.
Не в силах противиться странному порыву, я вытянул руку и скользнул пальцами по шраму, украшавшему лицо мужчины. Не знаю, почему, но на душе вдруг стало так тепло и спокойно, что совсем скоро я провалился в сон. Распахнул глаза я уже под утро. Серое небо мелькало в просветах крон вымокших деревьев, дождь продолжал омывать прозрачное стекло, а Олдвен за ночь умудрился переместиться на постели так, что теперь спал, устроив голову на моем животе и обнимая меня за бедра.
Я так и не решился его разбудить. И долго еще проклинал себя за то, что проиграл искушению зарыться пальцами в пепельные прядки его волос.
Автор: Nebiru
Фандом: нема, эка невидаль оридж
Рейтинг: R
Жанр: омегаверс, романс, hurt/comfort
Размер: миди/макси
Саммари: Я ненавидел это. Я ненавидел свою природу. Я ненавидел это проклятое высшее сословие. Я ненавидел себя за то, что я омега. Но я должен был проиграть ради того, чтобы продолжить войну.
Статус: в процессе, 5/7
Пролог и Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
читать дальшеК наступлению весны я начал делать неплохие успехи в обращении с мечом и временами даже слышал похвалу из уст самого Олдвена. Надо сказать, наставником он оказался серьезным и заставлял меня не только кружить по дуэльному залу до изнеможения, но и зарываться в тематические книги и постоянно тренировать собственное тело. Если Олдвен и делал скидку на то, что я был омегой, то по вечерам я, валясь от усталости на кровать, совершенно этого не замечал. Однако я и не думал жаловаться. Я был счастлив.
Рукоять моего нового меча украшал искусно сделанный горный орел. Меч мы все же подобрали мне в оружейной замка. Олдвен рассказал, что клинок принадлежал его прадеду-альфе, которого природа по какой-то неясной причине обделила ростом и телосложением, поэтому оружие для него пришлось специально заказывать у мастера-кузнеца. Я обхватил пальцами рукоять, скользнув жадным взглядом по опасному лезвию, и тут же ощутил, что именно этому клинку суждено стать моим верным другом. Он был гораздо легче, чем мечи Олдвена, изящней и будто нашептывал мне больше никогда его не отпускать. В ответ на эти слова Олдвен улыбнулся и рассказал мне забавную легенду, согласно которой наши далекие предки умели общаться с миром вокруг посредством мыслей, и оружие зачастую само выбирало своего хозяина. Я фыркал, но отвести восхищенного взгляда от меча не мог.
Зима навалила глубоких сугробов, гоняла по величественному замку сквозняки, по ночам вынуждала меня накидывать поверх одеяла теплые шкуры, но каждое утро я неизменно выползал из постели и, как малое дитя, восторженно несся навстречу новым занятиям. Иногда Олдвену приходилось силком тащить меня за обеденный стол, чтобы я мог прерваться на еду, но даже во время трапезы я умудрялся закидывать посмеивающегося альфу ворохом интересующих меня вопросов.
Конечно, когда дело доходило до настоящих поединков, я все еще не мог заставить Олдвена сдвинуться с места. Он использовал только один меч, вторую руку и вовсе держал за спиной и парировал мои удары так быстро и с такой силой, что я не успевал сообразить, каким образом я внезапно оказывался на полу. Олдвен учил меня делать ставку на скорость и ловкость, убеждая смириться с тем, что в сражении с большинством альф, я неизменно проиграю им в силе. Он ругал меня, когда я ненароком вкладывал в удар больше энергии, чем следовало. Я скрипел зубами, но слушался, оттачивая молниеносные выпады и стараясь следить за тем, чтобы не запутаться в собственных ногах.
Слякотная весна, а за ней и солнечное лето подкрались совершенно неожиданно. Олдвен не спешил возвращаться в окрестности столицы, а я и думать забыл о балах и званых вечерах, ходил по замку в предназначавшихся для тренировок одеждах, один вид которых в прежние времена вызвал бы у меня стойкое отвращение. Пару раз Олдвен пытался подтрунивать над моим крайне взъерошенным состоянием, но я тут же его заткнул, ткнув носом в тот факт, что сам он вечно расхаживал в своих дурацких льняных рубашках, которые носили разве что простолюдины.
Энтони регулярно слал мне весточки, интересовался, в порядке ли я, рассказывал в письмах о том, как растет в животе его малыш, как над ними обоими трясется от волнения Генри, и как он уверен в том, что в этот раз обязательно родит омегу, ведь это с детства было его мечтой. Мне все еще было неуютно затрагивать тему детей, но молчать в ответ на исполненные теплом и радостью послания, казалось невежественным. Я отвечал ему кратко, упорно прогоняя нависшую надо мной неловкость и подолгу засматриваясь на потолок, гадая, не будет ли лишняя информация выглядеть неуместной. Когда я все же сообщил ему о том, что упросил Олдвена обучить меня бою на мечах, то получил в ответ письмо, в котором Генри Хэйл после ободряющих строчек Энтони оставил внизу возмутительную кляксу со словами «Передай этому старому дураку, что он совсем чокнулся!». Над этой суровой кляксой Олдвен хохотал несколько дней подряд, чем я без зазрения совести пользовался, пытаясь пробить его защитную стойку.
Наверно слуги разделяли мнение лорда Хэйла, потому что после окончания наших тренировок охали и причитали, выбегая ко мне навстречу с полотенцами и кадками с теплой водой, а заботливый омега Шон каждый вечер заставлял меня принимать горячую ванну и приносил целую кучу баночек и пузырьков с восхитительно пахнувшими маслами. Я пользовался ими, когда усталые мышцы начинали ныть чересчур сильно. Впрочем, несмотря на неизбежные синяки и растянутые мышцы, тело становилось все более послушным, и я чувствовал, как по моим венам течет само дыхание жизни.
Олдвен приучил меня ухаживать за мечом и перед нашим возвращением в имение подарил мне выполненные на заказ ножны. Если не считать обручального кольца и того золота, что я самолично потратил на вычурные тряпки, это был его первый подарок мне, к тому же красивые ножны быстро пришлись мне по душе. Пока Олдвен показывал, как застегивать пояс, осторожно оборачивая его вокруг моих бедер, я застыл, вдруг осознав, что альфа стоял слишком близко. Меня никогда не смущали его прикосновения во время тренировок, но сейчас его сильные, уверенные пальцы, мимолетно прошедшиеся по бедрам и животу, вызвали такую волну жара, что я резко отступил на шаг назад.
Что за черт? Пришлось прятать вспыхнувшее лицо среди прядок волос. Олдвен не шагнул следом за мной, но вопросительно склонил голову, и я рассеянно пробормотал, что справлюсь сам, и сбежал наверх, как последний трус. Складывая полюбившиеся мне за зиму вещи в мешок, я отчаянно искал ответ на вопрос, какого черта я вытворил внизу, но понимал, что ответ мог быть лишь один, и он меня дико пугал. Я же не…? Нет, этого быть не могло. Олдвен нравился мне как наставник, а не как… Может, моя злость и уверенность в том, что все альфы и омеги на свете - тупые и недалекие создания, и улеглась, но я по-прежнему не планировал вить уютное семейное гнездышко. Это было уделом Энтони и других омег.
В конце концов, я списал все на приближавшуюся течку, хотя до нее было еще около двух недель, и на том примирился со своим внутренним «я». Было грустно расставаться с великолепным замком, но Олдвен убедил меня, что мы можем спокойно вернуться сюда к следующей зиме. Я бы предпочел и вовсе не уезжать, но накануне взмыленный гонец привез из столицы сообщение, что Его Величество вскоре будет давать бал в честь окончания года со времени подписания мирного договора с северянами. Олдвен горько вздыхал, что, как отставной генерал, двадцать лет просидевший на границе, из которых около пятнадцати прошли именно в королевском кругу советников и военачальников, пропустить такое событие он просто не имел права.
Засим мы тронулись в путь. Трактирщики и хозяева постоялых дворов встречали нас с улыбками и рассказывали о готовящихся празднествах в честь минувшего в мире и спокойствии целого года жизни. Я зачарованно слушал о гуляниях у костра, о пьяных танцах, о хранившемся в бочках заморском хмеле, о выбранном на убой домашнем скоте. Олдвен не мешал мне проявлять любопытство, но сам по большей части угрюмо молчал, лишь платил за еду и ночлег. Это было не похоже на его обычную манеру поведения, но заметил я это лишь на второй день пути.
Чем ближе мы подбирались к дому, тем мрачнее становился альфа, и я никак не мог найти объяснения его плохому настроению. Как-то посреди ночи Олдвен вдруг резко сел на постели, тяжело дыша. Поскольку мне было непривычно лежать на жесткой перине, сон мой не был глубоким, и я тут же встрепенулся, оглядываясь по сторонам в поисках опасности. За окном мерцало звездное небо, теплый ветерок задувал в приоткрытую раму, где-то во дворе возмущенно визжала кура под аккомпанемент кошачьего шипения. Не обнаружив неведомых врагов, я перевел взгляд на поднявшегося с постели мужчину.
- Прости, я разбудил тебя, - хрипло отозвался альфа, распахнул ставни и сделал глубокий вдох, - Отдыхай, Закари. Просто приснился кошмар.
Ну, кошмар, так кошмар, я не собирался лезть Олдвену в душу, но то, что наутро его лицо было бледнее обычного, сомнений в том, что его что-то мучило, не оставляло. Альфа стал еще молчаливей, зарекся спать по ночам, предпочитая дремать в карете, а всю свою еду перекладывал на мою тарелку, совсем не слушая моих гневных возгласов, что даже при очень большом желании я не смог бы все это в себя впихнуть. Улыбка исчезла с его губ, я не понимал, что с ним происходит, но на мои вопросы он упрямо отвечал, что все в порядке.
В остальном мы добрались до дома без происшествий. Управляющий тут же принес Олдвену конверт, в котором лежало приглашение на королевский бал. Вероятно, за то время, что мы были в дороге, Его Величество все же определился с конкретной датой. Я пораскинул мозгами и посчитал дни в уме и довольно хмыкнул. Если цикл не собьется, течка как раз должна закончиться за день-два до торжества. Это было хорошо, потому что пичкать себя лишними травами и отварами, чтобы быть в состоянии посетить обязательный бал и при этом не побеспокоить собравшихся гостей, я не хотел. Специальные настойки и травы действительно помогали скрыть усиливающийся запах и подавляли физическое желание, но принимать их сверх меры грозило страшными головными болями и тошнотой.
Пока что эта отвратительная омежья напасть посещала меня два раза в год, но из рассказов омеги-папы я знал, что через несколько лет, когда организм будет окончательно готов к вынашиванию детей, цикл участится. И так будет до тех пор, пока я не забеременею или не состарюсь. Но, поскольку я не планировал когда-либо заводить детей, я на полном серьезе уже давно готовил себя к вынужденной борьбе с собственной природой. У меня в покоях всегда можно было найти вереницу трав, отваров, настоек и даже успокаивающих мазей, хотя в последних я пока что не нуждался.
Зимой я пережил течку, закрывшись в собственной комнате и заранее предупредив Олдвена и слуг, и сейчас собирался сделать тоже самое. Я нашел альфу в гостиной. Он сидел в кресле, смотрел в никуда, пил какое-то мерзкое пойло и скользил пальцами по скрытым в ножнах мечам. Выглядел он не очень хорошо, явно не высыпался. Я так и не спросил его о погибшем брате. Может, приближалась его годовщина смерти, поэтому Олдвен сейчас так хандрил? Я сообщил альфе о своих планах запереться в покоях на ближайшие три дня и не выползать оттуда даже под угрозой смерти, но он лишь рассеянно кивнул и снова поднес бокал к губам.
Мне хотелось схватить Олдвена за шкирку и встряхнуть, но я благоразумно поднялся наверх, ощущая первые приливы жара. Если за время моего недуга Олдвен не придет в себя, я решил, что обязательно вытрясу из него правду, а пока что следовало заварить проклятые травы - ровно ту дозу, которая помогала всю течку оставаться в сознании и кое-как контролировать собственное тело. Ох, как же я ненавидел эти чертовы дни! Бедра сковывало желанием, я ворочался на постели, кусал подушку и уговаривал не прикасаться к себе. Знал, что если дотронусь, то будет еще хуже - мимолетное облегчение не приносило никакого удовольствия, лишь распаляло изнывающую плоть.
На третий день основная волна цикла отступила, и я с облегчением проглотил целый кувшин прохладной воды, а после погрузился в спокойный сон. Красный закат разливался за окном, прорываясь сквозь сомкнутые кроны зеленых деревьев. Мне не хотелось выныривать из пучин красочного видения, в котором омега-папа улыбался мне и ласково гладил по голове, но непонятная возня и шум, доносившийся снаружи, заставили меня подняться на локтях, накинуть халат поверх сорочки и подойти к закрытым ставням.
Я в удивлении распахнул глаза. Небольшая толпа омег и альф явно неблагородного происхождения осаждала ворота имения. Отсюда я не мог слышать, чего они хотели, но лица, искаженные горем и яростью, меня не на шутку взволновали. И даже то, что бравые стражники у ворот мирно оттесняли эту толпу прочь, меня не успокаивало. Словно почувствовав мою нервозность, в комнату постучался омега Джереми, один из тех, кто был приставлен приглядывать за мной на время течки.
- Джереми, что там происходит? - я тут же потребовал ответ. Омега тяжело вздохнул, поставил поднос с ужином на стол и подошел ближе к окну, отодвигая прочь занавеску, чтобы ему было лучше видно.
- Очень жаль, что вам довелось застать этот цирк, милорд Закари. Эти несчастные люди из ближних деревень… - омега запнулся, подбирая слова, но вскоре продолжил, - …приходят сюда почти каждый раз, как слышат, что милорд Олдвен вернулся в поместье. Многие из них потеряли сыновей и мужей на войне и… и, к сожалению, им не на кого возложить вину. Северные земли далеко, зато до милорда Олдвена… отдававшего роковые приказы… всего полдня пути.
Какого черта?! Я чуть в злости не ударил по стеклу и велел Джереми оставить меня одного. Я знал Олдвена уже на протяжении года, и мог с уверенностью сказать, что альфа никогда и никого не лишил бы жизни просто так. Война - это война, даже я понимал, что не из всех сражений можно было выйти победителем, а уж жертв и вовсе невозможно избежать. Олдвен не мог быть идеальным командиром, наверняка, допускал ошибки, но эти глупые люди, ослепленные горем, смели упрекать его в этом? Почему бы им тогда прежде не попробовать нести на своих плечах груз ответственности? Смогли бы они? Вряд ли. Загубили бы еще больше жизней.
Я не на шутку рассердился, впервые переживая за альфу. Он и так был не в себе последние дни, вряд ли ему это нашествие помогло восстановить душевное равновесие. Я расхаживал по комнате, игнорируя оставшуюся слабость и легкое головокружение, и с облегчением наблюдал за тем, как собравшаяся толпа, наконец, отправилась восвояси. Но я так извелся, что сидеть в комнате больше не мог. Я отчаянно хотел увидеть Олдвена и сказать ему… хоть что-нибудь. Если он расстроился из-за этих невежественных дураков, я готов был гнать их розгами до самой деревни. Олдвен, отдавший целых двадцать лет жизни армии и войне, не заслуживал столь враждебного отношения.
Застегнув тонкий халат на пуговицы, я быстро покинул комнату и спустился по лестнице в гостиную. Однако уже на последней ступеньке замер как вкопанный, обнаружив Олдвена в его излюбленном кресле. Он явно был пьян. Мятая, распахнутая на груди рубашка, темные круги под глазами, небритое лицо, пальцы, сжимавшие бутылку какого-то хмеля - живот и бедра вдруг опалила острая фантомная боль. Мне абсолютно не нравилось видеть альфу в таком состоянии.
Управляющий пытался выдернуть бутылку с пойлом из рук Олдвена, но тот грубо отмахнулся от него, и пожилой мужчина, явно нервничая, тут же направился ко мне. Его глаза лихорадочно юркали между мной и хозяином, он словно пытался мне что-то сказать, но я напрасно не обратил на это внимания.
- Милорд Закари, я думаю, вам лучше подняться наверх.
Олдвен вдруг хохотнул, вытянулся в кресле, с каким-то холодным огнем в глазах скользнул взглядом по моей застывшей фигуре и неискренне улыбнулся. Я ощутил, как по позвоночнику побежали мурашки. Не знаю, почему, но сейчас я чувствовал себя дичью, попавшейся в лапы к голодному хищнику. Но до этого момента рядом с альфой мне всегда было спокойно, поэтому я проигнорировал возникшее желание убежать. И, наверно, зря.
- Да, нет, пусть смотрит! - громко заявил Олдвен, вскинув руки, сложил их в замок, недобро прищурился, и я вздрогнул, так как никогда еще не слышал, чтобы нотки его голоса были исполнены такой обжигающей злостью и горечью, - В конце концов, он должен знать, что его уважаемый супруг - убийца и губитель невинных детей. Ну, что молчишь, Закари, скажи же нам что-нибудь.
Слова застревали вязким комом в горле. Олдвен явно был на грани срыва, но я не представлял, что именно могло бы его успокоить. Я ведь только недавно начал осознавать, что совершенно не умел вести диалог с людьми. Я мог заткнуть за пояс любого, вылив на его голову ведро ехидных колкостей, но был не способен выжать из себя хоть одно слово, когда дело касалось обыденных переживаний и чувств. В этот момент мне остро не хватало Энтони, но омега был далеко, готовился к потихоньку приближавшимся родам и никоим образом не смог бы помочь мне сейчас советом.
Досада на самого себя внезапно вылилась в тираду, в которой я не очень хорошо подбирал слова. Мне хотелось поддержать альфу, сказать ему, чтобы не переживал из-за глупых, ослепленных болью людей, но я выразился совсем не так, как следовало бы. Взгляд Олдвена приковывал к месту, вызывал меня на поединок воль, а я, на свою беду, не привык отступать и вечно бросался в омут с головой.
- Я скажу, что не пристало знатному альфе прислушиваться к бредням кучки грязных простолюдинов, - огрызнулся я, - Сидели бы по своим домишкам, оплакивали своих сгинувших сыночков-слабаков и не беспокоили господ понапрасну.
Олдвен побелел так, что дурно стало уже мне. Управляющий ухватил меня за плечо, но я не мог сдвинуться с места, словно меня парализовало. Мужчина медленно поднялся с кресла и приказал пожилому альфе выйти прочь. Старик в отчаянье заметался между мной и Олдвеном, но, когда тот резко швырнул бутылку с пойлом о пол, сдался. Я зачарованно наблюдал за тем, как вонючий напиток пропитывал дорогой ковер, огибая блестевшие в полумраке осколки бутыли.
- Пошел вон, - прошипел Олдвен, пожилой альфа покорно склонил голову и, бросив на меня полный сочувствия взгляд, закрыл за собой дверь. Я попятился назад к лестнице, но альфа будто чуял, что я намеревался отступить, и уже через секунду оказался рядом со мной.
- Слабаки-сыночки, значит, Закари, да? - прошептал мужчина, нависнув над моей невольно съежившейся фигуркой - такой Олдвен меня откровенно пугал, - Рассказать тебе, сколько времени и сил я вкладывал в этих молокососов? Сколько я носился с ними, что я вкладывал в их умы, как долго я учил их правильно держать меч? И все это лишь для того, чтобы после очередной битвы стоять над их мертвыми телами и лихорадочно размышлять, что же в этот раз написать безутешным родителям. Ты считаешь, они были слабаками, Закари? Эти, как ты выразился, сыночки брали в руки оружие и отдавали свои жизни ради того, чтобы ты и я могли спокойно спать, жрать и трахаться. Показать тебе настоящую слабость, Закари, чтобы впредь ты даже не задумывался о том, чтобы очернять память о них такими выражениями?
Олдвен сделал последний, разделявший нас шаг, и я почувствовал, как он вжимает меня в пронзительный холод стены. Я брыкнулся, уперся в его грудь локтями и попытался его оттолкнуть, но альфа не желал отступать прочь, протиснул колено между моими бедрами, вцепился в мои волосы и заставил выгнуть шею навстречу его губам. Такая близость приводила меня в ужас. Я старался держать себя в руках, но страх повторить участь Вебера Льюиса, с той лишь разницей, что в округе был лишь один альфа, безжалостно грыз меня изнутри.
- Восхитительно пахнешь, - пробормотал Олдвен, мерзко скользнув губами по моей шее, и я едва не взвыл от собственного идиотизма. Какого черта меня дернуло спуститься вниз?! Мало того, что Олдвен был пьян, так я еще полез в пекло, не дождавшись окончания цикла. Я ведь никогда не был наивным дурачком, но теперь придется расплачиваться за глупый, необдуманный порыв. Надо же, так сильно волновался за альфу, что забыл о себе. Кретин, на что я надеялся? Как и я, Олдвен был обычным человеком, альфой, он тоже мог допускать промахи и терять над собой контроль.
- Олдвен, прекрати! - взмолился я, но мое сопротивление лишь распаляло мужчину еще больше. Я почти перестал рыпаться - чужие бедра беззастенчиво вжимались в мои, и чувствовать эту постыдную похоть, охватившую мужчину, было невыносимо. Руки, прикосновения которых всегда приносили тепло и ощущение уюта, пробирались под мою тонкую одежду, позволяли себе дотрагиваться до меня там, куда бы даже врач постеснялся лезть. Олдвен сорвал пуговицы с моего халата, задрал треклятую сорочку, которую я надевал лишь во время течки, потому что ощущение обтягивающей одежды поверх пылающей кожи лишь добавляло мучений. Прошелся пальцами по обнажившейся коже, судорожно вздохнув, сжал мои ягодицы, и в следующую секунду швырнул меня на пол, лицом вниз, навалившись сверху, словно обезумевший зверь.
Это было так унизительно, что на глаза навернулись слезы. Олдвен собирался взять меня прямо вот так, как какую-нибудь заправскую деревенскую шлюху. Я не сомневался, что не испытаю ни капли наслаждения, скорее наоборот, и отчаянно понимал, что это будет концом всего. У меня никого не останется. Я научился доверять Лайлу Олдвену, но если он сейчас сделает со мной это, даже если потом раскается, я не смогу это принять. Да, на свете существовал еще Энтони, который наверняка меня поддержит, но у Энтони была своя семья. В его жизни места для меня всегда будет отведено слишком мало, тем более после того, как родится малыш.
Внезапная мысль о том, что Олдвен может меня обрюхатить, привела меня в ужас. Я стал вырываться еще сильнее, вынудив альфу до боли сжать мои запястья, скрутив руки за спиной, и вжать мое лицо в пол. Но мне было уже плевать на то, какой позорный вид я собою являл - с порванным халатом, задранной сорочкой, согнутой в пояснице спиной и ягодицами, к которым Олдвен прижимался пока еще скрытыми под спасительной одеждой бедрами. Черт подери, я не хотел беременеть и я не хотел быть изнасилованным человеком, который одной своей молчаливой поддержкой вдохнул в меня желание жить.
- Отпусти, пожалуйста! - попытка уговорить альфу, кажется, снова провалилась, я быстро понял, что Олдвен, слетев с катушек, меня даже не слушал, но мне ничего не оставалось, кроме как пытаться докричаться до мужчины, - Олдвен, ты не в себе, я прошу тебя!
Бесполезно. Я стиснул зубы, подавил рвущийся наружу всхлип, набрал в грудь воздуха и отчаянно брыкнулся в последний раз, срываясь на полу-хрип:
- Лайл!
Я впервые произнес его имя вслух. Больше из безысходности - я вовсе не ожидал, что это поможет. Но хватка на запястьях и навалившееся на меня тело вдруг исчезли, и я поторопился поправить остатки одежды и с испугом обернулся на Олдвена. Он сидел, зажмурившись, и до крови впивался зубами в собственную ладонь. Наверно, боль отрезвляла его, помогала бороться с бушующими инстинктами. Он поднялся на ноги, пошатнулся, отступил в угол гостиной, словно раненый хищник, уползающий прочь в свою нору.
- Иди… иди к себе, - сказал он мне так тихо, что я едва расслышал слова. Но повторять дважды альфе бы не понадобилось. С дико стучащим сердцем я рванул наверх по лестнице, захлопнул за собой дверь, закрыл ее на замок и, поддавшись страшной дрожи, рухнул на ковер, зачем-то заворачиваясь в порванный халат. Я долго так просидел, унимая дыхание, нервно озирался, если до меня доносился топот ног с лестницы, и лишь глубокой ночью в отвращении сорвал с себя проклятые тряпки. Я был бы не прочь принять ванну и стереть из воспоминаний дерзкие прикосновения Олдвена, но боялся выходить из комнаты в поисках слуг. Это могло подождать до утра.
Дом был окутан ночной тишиной, я думал, что расплачусь, но слезы упорно не приходили. Странно, но я совсем не винил Олдвена в произошедшем. Да, мне было обидно, но я сам нарвался, выпалив под натиском эмоций те глупые слова и высунув нос из покоев раньше, чем закончилась течка. Тем не менее, смогу ли я общаться с мужчиной, как раньше? Я не хотел, чтобы между нами что-то изменилось, но этот вечер мог все и навсегда перечеркнуть.
Я забылся сном уже под утро, и разбудил меня, постучавшись в комнату, веселый Джереми. На подносе он держал завтрак и выглядел так, словно не знал о том, что случилось накануне. Впрочем, вряд ли управляющий, будучи очень интеллигентным пожилым альфой, стал бы болтать об этом направо и налево. Меня это устраивало, раньше я обожал вздергивать нос, когда люди кидали на меня косые взгляды, но теперь мне это претило. Дрязги между Олдвеном и мной должны были остаться между нами.
Если честно, я боялся спрашивать Джереми о том, где сейчас находился Олдвен, но прятаться вечно я не собирался, тем более что на завтра был назначен королевский бал. Рано или поздно разговора все равно было не избежать, и было бы лучше выяснить дальнейшее положение вещей в течение сегодняшнего дня. Услышав мой вопрос, омега нахмурился, словно сомневаясь, рассказывать мне или нет, но причины утаивать от меня информацию он больше не находил - за ночь течка окончательно сошла на нет.
- По правде говоря, милорд Закари, милорд Олдвен с раннего утра вел себя очень странно. Я не застал этого, но повар рассказывал, что видел его с перебинтованной рукой во внутреннем дворе. Милорд Олдвен окатывал себя холодной водой из бочек, невзирая на то, что испортит одежду, затем приказал седлать ему коня, забрал из гостиной ножны и ускакал в лес прямо в таком виде.
Я отпустил Джереми, попросив передать слугам, чтобы подготовили ванну, и упал обратно на кровать. Похоже, придется ждать возвращения Олдвена с прогулки. Я искренне надеялся на то, что за это время он как следует проветрит голову. Я привел себя в порядок, собравшись с духом, спустился к обеду, однако нервничал я напрасно - альфа так и не вернулся. Не появился он и к вечеру, пропустив ужин, что меня лишь разозлило, и я в ярости молча грохнул тарелку о пол под удивленные взгляды прислуги.
Я просто не мог поверить! Я проявлял недюжинные чудеса выдержки в ожидании проклятого Олдвена, заставлял себя спускаться вниз, раз за разом прокручивал в мыслях слова предстоящего разговора, отчаянно не обращал внимания на закономерные страхи снова натолкнуться на телесные измывательства, а чертов Олдвен просто… просто смылся. Я злился, не находил себе места, расхаживал по комнате, но до следующего утра его сиятельство милорд Лайл так и не осенил меня своим присутствием.
Я выбирал бальный наряд в одном из объемистых шкафов, памятуя о том, что выезжать из дома на бал следовало через два часа, когда Олдвен, наконец, оказался столь любезен поскрестись в мою дверь. К этому моменту я уже так себя извел, что даже не побоялся распахнуть перед ним дверь, но разговаривать мне совершенно не хотелось. Гневно сверкнул глазами на застывшую в холле фигуру альфы и повернулся к нему спиной, сложив руки на груди.
- Закари, я… пришел извиниться. Знаю, что… - выдохнул мужчина, но я подхватил с кровати первое, что попалось под руку - этим оказался порванный халат, который я не желал показывать слугам - и с размаху швырнул его в лицо Олдвену.
- Не прощу! - зашипел я со злости. На самом деле я давно бы его простил, потому что отчасти и сам был виноват, но его вчерашний побег довел меня до белого каления, а злость мешала мне рассуждать здраво.
- Хорошо… прости, что побеспокоил, - Олдвен сдался слишком быстро, сжал в руке жалкие обрывки моего халата - так, что костяшки побелели - понуро опустил голову и осторожно прикрыл за собой дверь. Чертов альфа! Я зарычал, вернулся к шкафам и раскидал по сторонам все тряпки, не тронув только черный костюм, который собирался надеть на бал. Черный был хорошим выбором - привлекать к себе лишнее внимание на королевском балу было бы верхом глупости. Королевские отпрыски, которым столько лет не дозволялось посещать приемы, наверняка, собирались наверстывать упущенное. Я не планировал им мешать.
Два часа спустя я, выпив чаю и облачившись в строгий костюм, полы которого спускались до колен, чуть успокоился, подхватил с кровати накидку и спустился вниз. В принципе, путь до столицы и королевского замка занимал несколько часов, и этого времени нам с мужчиной уж точно хватило бы, чтобы вразумительно побеседовать. Солнышко припекало макушку, я в задумчивости прошел к главным воротам и в растерянности заозирался. Ни кареты, ни Олдвена не было на месте. Проигнорировать приглашение на бал альфа не мог, возможно, забыл отдать распоряжение подготовить экипаж? Я повернулся на каблуках и отправился назад в поисках управляющего.
- Милорд Олдвен выехал час назад и приказал ни в коем случае вас не беспокоить, - отрапортовал пожилой альфа, а я застыл с приоткрытым ртом, словно громом пораженный, даже выпустил из рук черную накидку. Олдвен уехал на бал без меня? Что за нонсенс? В приглашении Его Величество довольно ясно высказался, что желал видеть на балу всех лордов в компании их супругов, и что отсутствие на празднестве из-за легких недугов, беременностей и прочих мелких жизненных неурядиц будет восприниматься им, как неуважение к его дражайшей персоне. В тот день, когда Олдвен дал мне прочитать полученное приглашение, он сам пояснил мне, дабы я впредь не удивлялся, что Его Величество был человеком весьма своеобразным, и лишний раз вызывать его гнев не стоило.
А теперь вот Олдвен отправился на бал без меня, рискуя навлечь на нас обоих немилость. Управляющий, заметив мой потерянный взгляд, вдруг дотронулся рукой до моего плеча и тепло улыбнулся.
- Милорд Закари, если дозволите мне сказать… - альфа сделал паузу, но, не дождавшись от меня никаких протестов, тут же продолжил, - Я понимаю, что у вас нет причины мне верить, но милорд Олдвен очень переживает из-за… случившегося. В случае если вы засобираетесь на бал, он приказал передать вам, что возьмет всю вину на себя и разберется с последствиями сам. Вам не о чем тревожиться, юноша, идите наверх, отдыхайте, или, может, распорядиться, чтобы Джереми накрыл обед в беседке? Сегодня такой свежий воздух…
- Где конюх? - хрипло отозвался я, чувствуя, как горло сдавливает от волнения, - Пусть седлает мне коня.
- Милорд? - пожилой альфа, видимо, даже мысли не мог допустить, что я умел ездить верхом. Но, черт подери, я не мог остаться дома. Я не мог… оставить Лайла одного. Я уже сожалел о том, что вспылил с утра пораньше и прогнал его. И уж точно меньше всего на свете я хотел, чтобы он попал в королевскую немилость. Господи, какой же я кретин, ну что мне стоило выслушать его с утра?!
- Я сказал, пусть седлает мне коня немедленно! Жду у ворот, - зарычал я и развернулся, вылетая наружу, словно сказочная фурия. Конечно, я не ездил верхом уже чуть больше года, а до королевского замка дорога лежала неблизкая, да и время от времени местные бандиты тоже не дремали. Но я не мог поступить иначе. К черту, пусть потом болят ноги и задница, но я успею догнать этого несчастного Олдвена и всыпать ему по первое число. К тому же, теперь я умел обращаться с мечом, который покоился в ножнах на поясе, поэтому чувствовал себя более уверенно.
Конюх с управляющим яро ругались, но альфа послушно вел под уздцы оседланного вороного жеребца. С досадой я предчувствовал град увещеваний и просьб не вытворять глупостей, поэтому, как только оба приблизились, резко забрал у конюха поводья и взобрался в седло. Кажется, я не растерял нужных навыков. Я ударил ногами по бокам коня и рванулся вперед. Никто не посмел меня остановить - стражники у ворот лишь проводили мою удаляющуюся фигуру круглыми глазами.
С погодой мне повезло. Если бы с неба обрушивался дождь, вряд ли бы я далеко уехал. Но земля под копытами жеребца была твердой, и я гнал его так быстро, как только мог, лишь время от времени позволяя перейти на рысцу. Совсем скоро я сообразил, что догнать Олдвена в пути у меня вряд ли получится, несмотря на то, что карета по сравнению с лошадьми двигалась гораздо медленнее. Однако проселочных дорог, которые вели в столицу, было несколько, и угадать, какую из них в этот раз выбрал кучер, оказалось невозможно.
Иногда я наталкивался на чужие экипажи, и замечавшие меня омеги в ужасе и неверии высовывались из окон, пока их альфы откровенно недоумевали. Да, моя огненная шевелюра и дурная слава определенно шли впереди меня, и теперь копилка продолжила полниться, но я фыркал, бросал в сторону засмотревшихся идиотов задорные усмешки и был таков. Но все же к тому моменту, как я влетел в замковые ворота, минув длинный мост, пересекавший глубокий ров, я почувствовал себя крайне измотанным. Ныли ноги и спина, и я с благодарностью вспомнил зимние тренировки - если бы не они, я бы наверно спешился где-то на полпути.
Отдав поводья придворному лакею, я побежал к замку, понимая, что вполне возможно мог уже опоздать. Доселе мне ни разу не довелось бывать на королевских приемах, но нанятые отцом воспитатели еще с детства заставили изучить придворный этикет. Если верить книгам и словам умудренных омег, то любой прием начинался с того, что слуги запускали в зал толпу из менее знатных лордов и их спутников, далее Его Величество в сопровождении семьи занимал свой трон, и только после этого глашатаи начинали приглашать в зал самые слитки светского общества.
Организовано все было так специально для того, чтобы Его Величество мог отдельно лицезреть каждого влиятельного лорда и насладиться выказываемым ему почтением и заверениями в вечной любви и преданности. В общем, это было очередной древней традицией со времен существования рыцарей, и единственное, что в ней было плохо, это то, что Олдвен много лет являлся приближенным к королю подданным, и его имя, наверняка, трубили в самом начале списка. А посему я очень боялся пропустить появление Олдвена в зале. Если он ступит на ковровую дорожку и преклонит колени перед Его Величеством без меня, то все мои потуги окажутся напрасными.
Взбегая по лестнице, следуя указаниям попадавшихся по пути слуг, я проклинал все на свете. Сердце ухало в такт шагам, но вот, наконец-то, длинная вереница из омег и альф, выстроившаяся перед входом в зал, попала в поле зрения. Я досадно споткнулся на последней ступеньке, но упасть мне не дали. Кто-то придержал меня за плечи, я вскинул голову и обнаружил перед собой лорда Хэйла. Недовольный Энтони, поглаживая уже большой живот, мелькал за его спиной.
- Закари? - Генри в удивлении вскинул брови, - Вот уж не думал, что ты здесь появишься.
Я хотел возмутиться и спросить его, почему это я должен был не появиться, но альфа смущенно кашлянул и отвел глаза. Щеки опалил огонь, я заскрипел зубами, сжимая кулаки. Черт подери, видимо, Генри Хэйл уже знал о том, чего не знали даже слуги в нашем доме. Проклятый Олдвен! Когда они успели поговорить? Я убью его. Вот прямо сейчас найду и убью, и меня окончательно признают рехнувшимся!
- Здравствуй, Закари, - улыбнулся Энтони, устало опираясь на плечо Хэйла - вероятно, близость родов давала о себе знать, да в любом случае, я не думал, что расхаживать с таким большим животом было для омеги в радость, - И что это за глупости, Генри? А где он еще, по-твоему, должен быть?
Лорд Хэйл тут же спрятал глаза, пробормотал какую-то чепуху в ответ, чем лишь усилил подозрения Энтони, и тот принялся наседать на супруга с удвоенной силой. Я извинился и скользнул в толпу в поисках Олдвена. Как бы мне ни хотелось перекинуться с Энтони парочкой слов, я мог сделать это и позже, а сейчас нужно было найти глупого альфу. В водовороте темных костюмов я искал пепельные прядки волос, когда двери в зал приоткрылись, и глашатаи возвестили о том, что милорда Олдвена с сопровождением ждали внутри.
Альфа неторопливо вынырнул из толпы. Я завороженно смотрел на опущенные плечи, на бледное лицо, на котором вдруг отчетливо проступили старые шрамы, на белые полоски бинтов на той ладони, в которую Олдвен впивался со всей дури, чтобы не наброситься на меня вновь, и меня пронзало невыносимой тоской. Быть может, еще чуть-чуть, и я бы до конца осознал, что это за тоска, что это за острое желание обнять широкие плечи и тихо прошептать ему, что все хорошо, но Олдвен уже делал шаг вперед. Я не мог тратить ни секунды.
За мгновение до того как альфа предстал бы во всей своей красе перед собравшимися в зале гостями и Его Величеством в полном одиночестве, я нагнал его и, повинуясь необъяснимому порыву, ухватился за его ладонь, сплетая наши пальцы. Олдвен уже не мог смотреть на меня - нужно было гордо распрямить осанку и шагать навстречу королю - но его губы точно дрогнули, он судорожно выдохнул и крепко сжал мою руку.
Мне казалось, я навсегда запомню жар его пальцев и мягкую ткань бинтов. Мы прошли вперед по дорожке, преклонили колени перед Его Величеством, Олдвен учтиво поприветствовал альфу и его семью, как того требовал этикет, за нас обоих, но все это пролетело словно мимо меня. Меня даже не заинтересовали дорогие наряды королевских омег, я уважительно кланялся и опускал голову, но мыслями тонул в каком-то странном болоте, в котором трепыхалось лишь одно отчетливое желание. Почему-то я совсем не хотел, чтобы Олдвен отпускал мою ладонь.
Чуть позже мы молча затерялись среди гостей. Олдвену явно было нехорошо. Он с облегчением прислонился спиной к стене и наконец-то поднял на меня глаза. Я молчал. Даже позабыл о том, что собирался отругать альфу за чрезмерную осведомленность Хэйла о постыдном происшествии. Не знаю, сколько мы так стояли, пока вдруг Олдвен не притянул меня к себе. Он обнимал меня, молча зарывался носом в мои волосы, а я по какой-то неведомой мне самому причине позволял ему это делать и, во избежание лишних мыслей, рассеянно теребил застежку на его поясе с ножнами.
- Как ты добрался? - пробормотал альфа, так и не выпустив меня из своих рук.
- Позаимствовал твоего любимца коня, - признался я, и почувствовал, что губы Олдвена расползаются в улыбке.
- Ты и верхом ездить умеешь? Где же научился? - кажется, альфе действительно было любопытно услышать ответ на этот вопрос. Он даже чуть отстранился, чтобы видеть мое лицо.
- Подкупил конюха, - пожал плечами я, но сердце пропустило удар, когда вдруг Олдвен медленно скользнул пальцами по моей щеке, по приоткрытым губам и замер, кажется, едва сдерживаясь, чтобы не… что? Что?! Олдвен смотрел на мои губы так, что у меня подгибались колени. Я задохнулся, вцепившись в его плечо, пугаясь собственной реакции и того факта, что до сих пор не сделал ни шагу назад.
Не знаю, что бы произошло, если бы в поле зрения не появился разъяренный Энтони, которого, несмотря на выпирающий живот, не мог удержать даже Хэйл. Олдвен выдавил из себя улыбку, с явным усилием отвел взгляд, и я снова смог свободно дышать. Альфа виновато повернулся навстречу пылавшему от гнева омеге.
- Закари, милый, чуть позже поговорим, - кивнул мне Энтони и зашипел так, что даже я покрылся мурашками, - Ну-ка пойдем, выйдем в холл на минутку, Лайл.
- Удачи вернуться живым, друг, - посмеиваясь, хлопнул его по плечу Генри и неожиданно пригласил меня на танец. Вероятно, чтобы я не заскучал. Я не стал отказываться, мне определенно стоило проветрить голову. Олдвен и Энтони вернулись в зал минут десять спустя, и на щеке альфы красовался такой живописный отпечаток ладони, что улыбнулся даже я, хоть и прекрасно понимал, что эти двое не могли обсуждать там никого, кроме меня, а я в последнее время не особо любил, когда меня обсуждали.
До конца бала Энтони не отходил от меня ни на шаг, и я был признателен ему за поддержку. Он спрашивал, как я теперь чувствую себя рядом с Лайлом, и как-то странно улыбался, когда я отвечал, что все в порядке. Да, мне было неприятно вспоминать о той постыдной сцене, но и только. Я не верил в то, что Олдвен снова опустится до такой низости. Я по-прежнему ему доверял.
В конечном итоге королевский бал оказался неплох, хотя потанцевать вволю мне не удалось. Олдвен выглядел слишком усталым, подпирал собой стену, и уже после первого танца я не решился его тормошить. Да и у самого после долгой езды ныли ноги и бедра. По большей части альфа либо стоял с прикрытыми глазами, либо наблюдал за мной, и от этих теплых взглядов, от которых некуда было деться, я испытывал неловкость. За что себя бесконечно ругал, но ничего не мог с собой поделать. Даже присутствие на балу мерзавца Льюиса, бросившего в нашу сторону быстрый взгляд, меня не взволновало.
За вороным жеребцом Олдвена мы клятвенно пообещали прислать на следующий день слугу. Я забрался в карету, альфа устроился рядом, и мы тронулись в путь. Закат был окутан тяжелыми тучами, предвещая скорый дождь. Мы снова молчали, но я вовсе не чувствовал себя неуютно в этой тишине. Слушал умиротворяющий шелест листьев, шум колес и с наслаждением вытягивал ноги.
- Ах, черт, Энтони хорошо саданул, до сих пор болит, - рассмеялся вдруг альфа, потом снова посерьезнел, - Закари, я… прости. Я не хотел сотворить с тобой такое. Мне не стоило пить. Я рад, что не дошел до конца, но это меня не оправдывает.
- Почему? - просто спросил я, я все еще хотел понять, - Ты сам был не свой в последние дни.
Олдвен тяжело вздохнул, уперся локтями в колени и спрятал лицо в ладонях. Я подавил желание поймать его забинтованную руку и снова сплести пальцы, но то, что мне так сильно этого хотелось, заставило мои щеки покраснеть. Хорошо, что в сгущавшемся полумраке этого не было заметно. Да что со мной творилось?
- Когда мы возвращались из замка, и я смотрел, как люди готовятся праздновать эту проклятую годовщину, - начал Олдвен, я ощутил, что ему явно было сложно подбирать слова, словно я был первым, кому он вдруг решил выговориться, - я вдруг осознал, насколько это… нечестно. Они собирались праздновать, но что? Столько убитых ни за что ребят, столько разрушенных семей, столько могил. Я невольно погрузился в воспоминания и, поверь, Закари, в моих воспоминаниях слишком мало светлых дней. Я похоронил брата, я вкладывал в руки юнцов смерть и я вел этих глупых детей, чьи головы были забиты сплошными идеалами и мечтами о славе, на убой.
- Не ты, так другой, - тихо сказал я, - И еще неизвестно, кто справился бы лучше.
- Ты прав в этом, - кивнул Олдвен, - Но это не меняет того, что я чувствую внутри. Я двадцать лет жил в этом кошмаре, окунал руки в кровь. А потом все внезапно закончилось и, хотя я и ощущал радость, я внезапно остался в пустоте. Знаешь, почему я сделал тебе предложение на том балу?
Этот вопрос был любопытен мне уже давно, и я навострил уши. Я всегда считал, что Олдвен заключил какую-то сделку с моим отцом, но, узнав мужчину ближе, уже давно начал сомневаться. Ведь Олдвену не нужны были ни земли, ни деньги, ни игрушка в постели, и на детишках он не настаивал. Однако других вариантов я до этой минуты никак не мог уразуметь.
- Ты сиял, Закари, - уголки губ альфы чуть приподнялись, - Словно солнце, словно живой огонь. Я не мог дать такому огню погаснуть, хоть и понимал, как сложно мне будет с тобой. Но это было даже хорошо. Заботясь о тебе, влившись в череду обычных дней, я позволил себе забыть обо всем дурном. До этой проклятой годовщины. На войне мне было некогда разбираться со своей совестью, а теперь внезапно у меня оказалось предостаточно свободного времени. Это сводило меня с ума, и я выбрал не лучший способ забыться. Напивался как последний идиот, вместо того, чтобы искать поддержки или занять себя каким-нибудь делом. В результате ты чуть не пострадал от моих рук.
- Все хорошо, я не… злюсь, - поспешил я заверить Олдвена и нехотя признал, - Я тоже виноват, пожалуй. Я спровоцировал тебя. Мне стоило задуматься над тем, что я говорил. Я вовсе не считаю тех людей и их погибших сыновей жалкими… Я просто…
- Не надо, - прошептал Олдвен, - Я знаю. Я понял бы это, если бы был трезв. Не продолжай.
Мы замолчали. Я чуть сдвинулся на сидении и прислонился плечом к плечу Олдвена. Он выглядел таким вымотавшимся, что мне хотелось окончательно дать понять ему, что все позади.
К нашему возвращению в поместье тучи уже плотно облепили небо и грозили вот-вот пролиться дождем. Я успел принять ванну, переодеться ко сну, выслушать град слез от управляющего, как же он рад, что со мной ничего не произошло, вспылить по этому поводу и откровенно высказать ему, что он олух, если думает, что омега неспособен научиться держаться в седле. Олдвен все это время сидел в гостиной, пил чай и боролся с накатывающей сонливостью.
- Иди спать, Олдвен, - посоветовал я альфе, остановившись перед креслом, в котором он лежал полутрупом, но мужчина лишь упрямо качнул головой.
- Не хочу в постель. Опять эти мерзкие кошмары спать не дадут.
По высоким окнам забарабанил дождь. Я стоял перед Олдвеном и не знал, что делать. Мне не хотелось оставлять альфу одного. Он столько раз помогал мне, поэтому я не мог бросить его сейчас наедине с приставучими мыслями. Проклятье! Игнорируя налетевшее смущение, я схватил его за рукав рубашки и потянул за собой. Олдвен в недоумении поднялся вслед за мной по лестнице и нерешительно зашел в святая святых - мои покои. Обычно я не позволял альфе совать свой нос дальше порога.
- Только не вздумай сунуться на мою половину кровати, - пробормотал я, порылся в шкафу, достал второе одеяло и спихнул его в руки растерявшегося Олдвена. Альфа еще несколько минут комкал в руках мягкую ткань, а я поспешил задуть оставленную слугами лампу и зарыться в подушку, чтобы Олдвен не заметил моих пылавших щек. Я сам себе удивлялся. Не думал, что доживу до того момента, когда добровольно впущу какого-то альфу в свою постель, пусть и всего лишь ради того, чтобы он попытался выспаться.
Наконец, Олдвен расстегнул рукава на рубашке, скинул обувь, набросил на плечи одеяло и перестал маячить у входа - осторожно улегся на незанятую мною часть постели. Я лежал к нему спиной, в темноте чувствовал его взгляд и слушал, как в окна стучится дождь. Мне не было страшно, но я никак не мог уснуть, хотя в дороге нам постоянно приходилось ночевать в одной комнате, и, по идее, я мог бы уже давно привыкнуть к присутствию альфы. Я осторожно повернулся, но оказалось, что Олдвен уже безмятежно спит, подложив руку под подушку.
Не в силах противиться странному порыву, я вытянул руку и скользнул пальцами по шраму, украшавшему лицо мужчины. Не знаю, почему, но на душе вдруг стало так тепло и спокойно, что совсем скоро я провалился в сон. Распахнул глаза я уже под утро. Серое небо мелькало в просветах крон вымокших деревьев, дождь продолжал омывать прозрачное стекло, а Олдвен за ночь умудрился переместиться на постели так, что теперь спал, устроив голову на моем животе и обнимая меня за бедра.
Я так и не решился его разбудить. И долго еще проклинал себя за то, что проиграл искушению зарыться пальцами в пепельные прядки его волос.
@темы: оридж, фикрайтерство